— Мэллин не может колдовать. Он даже не может пользоваться левой рукой, он бы не стал!..
— Мой король, я проверю.
Вчерашнее раздражение требовало выхода, чувство стыда с облегчением обращалось в ярость: винить себя Мидиру наверняка было не за что.
— Нет! Стой, я сам. И если Мэллин что-то натворит сегодня, я запру его на чердаке сроком на год!
Мидир разорвал связь и сорвался с места, штормовым валом приближаясь к покоям брата.
Дверь так и стояла нараспашку со вчерашнего дня.
И там смеялась Этайн!
Только усилием воли Мидир смог остановиться. Поразился всплывшему в памяти укоризненно-ледяному от Мэрвина «Я стыжусь твоей невыдержанности», медленно сосчитал до десяти, сбившись лишь несколько раз.
— Вот! Вот! Да ты прирожденный разбойник, человечка! Именно так! Вперед-назад, вперед-назад! — голос у Мэллина был просто нездорово радостным, Мидир такого давно не слышал.
Пожалуй, с тех времен, когда они были детьми.
Этайн снова засмеялась — легко, рассыпчато, звонко. Король с трудом удержал рык. Этот смех принадлежал только ему! Мэллина захотелось прибить еще сильнее.
— Ты попросту хороший учитель, брат моего мужа!
Их голоса доносились оттуда, где находилась постель брата. Перед глазами заплясали белые точки, ярость захлестывала. Мидир, еле удерживаясь, чтобы не обернуться, подобрался, собираясь захватить брата на месте. Пусть Мэллин осознает, насколько он виноват и за что его будут сейчас казнить.
— Ты была права, человечка, ты и впрямь сильный разум! — голос брата все еще звенел довольством.
Мидир выглянул из-за угла и не удержал удивленного вздоха.
Голоса действительно доносились от постели. На животе поверх покрывала лежал Мэллин, свесив голову вниз. Подле, на подушках, сваленных на пол, сидела Этайн, скрестив ноги и увлеченно сшивая края другого покрывала. Получался у нее крайне подозрительный на вид разбойничий мешок.
Мэллин косился на работу Этайн, баюкал левую руку правой, отвлекался, вмешивался в зашивание, поправлял и спокойно улыбался, ничем не напоминая себя обычного.
Этайн радовалась работе так, будто это было наградой, с интересом слушала Мэллина, смеялась над рассыпаемой им «человечкой». Попадая иголкой в палец, грозилась громом и молниями несговорчивой ткани…
Картина рисовалась слишком хорошей, чтобы быть явью. Мидир глубоко вздохнул, потряс головой, зажмурился и открыл глаза — все осталось на своих местах.
Мэллин потянулся левой рукой, ближней к шитью Этайн, чтобы поправить работу, но вздрогнул, зашипел и снова прижал локоть к телу.
Медленно поднял голову, увидел Мидира и замер.