— А ты, пилик, куда это ведешь нашу Этайн? — раздалось над ухом в меру назойливо, без меры визгливо.
Пришлось оторваться от «нашей Этайн». С трудом: целоваться Мидир умел, хотя не слишком любил, но с Этайн все было слишком волшебно, слишком по-иному. С ней все было как впервые.
— Она не ваша! — рявкнул он, отмахнувшись от мелких приставучих феечек.
— Нет, пилик, наша! Наша! Она наша королева! Так куда?
— В самую чащу самого темного леса! — оскалился Мидир.
— Тогда, пилик, мы будем сопровождать вас!
Феечки и не думали выказать испуг или хотя бы уважение!..
Так и будут зудеть всю дорогу. Ну не убивать же. Особенно на глазах Этайн. Мидир прикинул проклятие превращения в тыкву, как женщина молвила:
— Дорогие феи, разрешите моему супругу показать мне ваш лес. Мне кажется, он должен быть волшебен, — вздохнув, добавила с грустинкой: — Особенно для двоих, — и те, пошушукавшись, улетели.
Миновав пушистый низкий ельник, Мидир, ведя за руку Этайн, шел все дальше. От его движения очередная еловая лапа замахнулась, готовая ударить незваного гостя, расцарапать кожу мало не до крови, как не раз случалось с неопытными лесовиками: они хоть и дети Леса, но ельник признавал за своих лишь волков.
Мидир обернулся, готовый ухватить сердитую ветку — но та скользнула по щеке Этайн, словно лаская.
— Наш лес принимает тебя, — не совсем еще веря, вымолвил Мидир.
Этайн слабо улыбнулась в ответ.
Шла вторая половина дня, но в плотном еловом лесу становилось все темнее. На земле, покрытой влажной прелой хвоей, окончательно пропала трава, исчезли желтые звездочки лютика и зверобоя. Стволы становились все толще, вытягивались все дальше, а кроны, где-то очень высоко над головой, смыкались в единый шатер. Солнце тоже осталось там, наверху, освещая лишь зеленые иглы на концах длинных веток.
И когда свет окончательно исчез, стылый мрак начал окутывать сердце, а Этайн в испуге ухватилась обеими руками за Мидира, раздалась тихая мелодия. Она шла ниоткуда, словно от самой основы мира.
Подчиняясь ей, неярко засветились стволы, еловые колючки, сама почва под ногами. Золотистые шарики спускались сверху, пульсировали в воздухе, потихоньку оседая на руках и плечах, плавно ложились на землю.
— Не шевелись, — предупредил Мидир.
То ли миг прошел, то ли вечность. Мелодия закончилась, и шарики разлетелись во все стороны: птицами, светлячками, искрами. Но неяркий свет, разлитый по лесу, остался. Окутал фигуру Этайн, собрался короной на ее голове, и лишь потом медленно померк.
— Что-то не так, мое сердце? — потянулась к нему Этайн губами. — Ты удивлен!