Дверь за моей спиной распахнулась, и послышались быстрые шаги, но я не шевельнулась. Какой смысл? Мне не хотелось даже жить. Жить с таким грузом на плечах, как ответственность за смерть друга. С чувством вины, что вновь и вновь предаю людей, которых люблю…
— Эшли, они закончили.
Голос отца пробился сквозь туман, и я медленно подняла голову, невидящим взглядом посмотрев на Стивена.
— Он в тяжелом состоянии и пока находится под аппаратом искусственного дыхания, но он жив.
Он жив.
Два слова, вернувшие меня к действительности.
— К нему можно? — я поморщилась, услышав свой сиплый голос.
— Да, но ненадолго, — отец протянул мне руку, помогая подняться. — Я снял соседнюю с ним палату, чтобы ты могла остаться здесь на ночь и не в чем не нуждалась.
Он отпустил меня и пошел вперед, а я поплелась следом, в очередной раз поразившись, насколько плохо я знала отца, который, как оказалось, умел совершать благородные поступки.
Медсестра окинула меня подозрительным взглядом, с огромной неохотой впуская в палату. На меня надели белый халат, заставив вымыть руки, но мои волосы все так же были в ужасном состоянии.
Дверь закрылась, и я застыла. В центре палаты стояла кровать, на которой лежала неподвижная фигура, накрытая одеялом. Руки, безвольно лежащие вдоль тела, были сплошь увиты разными проводками, тянущиеся к аппаратам, поддерживающих жизнь в двадцативосьмилетнем парне, который даже не мог самостоятельно дышать.
Временной лимит заставил меня передвигать ноги. Я обошла кровать и приблизилась к изголовью, глядя на трубку в его рту, которая заполняла легкие воздухом.
Еще шаг.
Моя рука дрожала, когда пальцы легли в его правую ладонь, расслабленно лежащую на одеяле. Он не сжал ее в ответ на мое прикосновение, как делал всегда. Он не двигался, и только писк приборов и медленно вздымающаяся от дыхания грудь, свидетельствовали тому, что передо мной живой человек.
Свободной рукой я коснулась его волос, стараясь не зацепить какой-нибудь важный проводок, и тут мою плотину прорвало. Из груди вырвался жалостливый всхлип, перешедший в рыдания. Мне нужно было отпустить то напряжение, ту боль, которую я держала в себе с самой смерти брата, но случившееся подкосило меня. Страх потерять Скотта перерос в панику, и я ничего не могла с этим поделать.
Я смутно осознавала происходящее, когда спустя какое-то время палату наполнили люди, и меня подняли на руки. Мои попытки возразить не были замечены, и папа отнес меня в машину, усадив на заднее сиденье, и сел за руль, увозя меня подальше от человека, которого я так боялась потерять.