– Я даже себя не в состоянии ударить… не то, что кого-то. – Уэйд допил одним глотком виски, и, найдя глазами Дика, показал пальцем на свой стакан. – Я не видел тебя на похоронах.
– Я был… – сказал Гарри. – И стоял рядом с тобой.
– Правда? – Уэйд посмотрел на друга изумленными глазами.
– Да. Ты просто никого не видел, кроме… – он запнулся, и они надолго замолчали.
– Как на работе? – спросил Гарри.
– Строим… – ответил Уэйд, неотрывно глядя в стакан. – Я закончил с проектом для культурного центра, ты знаешь…. Теперь езжу, смотрю, как они его предваряют в жизнь. – Последнее слово далось с трудом, словно гнилой лимон. – А у тебя?
– Ничего интересного. Так… парочка мелких правонарушителей. – действительно с сожалением сказал тот. – Как-то мы с тобой быстро постарели.
Уэйд фыркнул.
– Ты слышал слова Роули на кладбище?
– О нем дурная слава… – Гарри покачал головой.
Уэйд вопросительно посмотрел на него.
– Не знаю, как и сказать. – Гарри сделал виноватое лицо. – Говорят… он может надрестать смерть….
Лицо Уэйда остекленело, и стало неясно, что он сейчас сделает. Казалось даже, что все посетители Лисьей Звездочки почувствовали это напряжение. Гари нагло смотрел в ответ, а прозрачные глаза в обрамлении морщин горели дьявольским огнем. И вдруг Уэйд прыснул и захохотал высоким истеричным голосом. Гари захохотал тоже. Это было дико, и они оба прекрасно это понимали… но в то же время и смешно. Предательски невыносимо смешно. Все еще смеясь, Гарри обернулся в зал и пробасил:
– На что уставились? – а потом снова посмотрел на друга, который вытирал слезы не понятно какого характера.
– Ну, так что он там рассказал?
– Да не только он… так вообще принято говорить, чтобы утешить. Знаешь, эти заготовленные написанные на листках речи, а, может даже, из их церковных учебников. Вроде с душой и трогательные, если кино смотришь, а когда стоишь там на кладбище, и он говорит тебе эту херню про то, что никто не уходит навсегда, и смерть – часть жизни… чувствуешь себя обманутым и еще идиотом. Как будто стоишь на каком-то спектакле, и никому по правде нет дела ни до усопшего, ни до боли родственников.
– Я не слушал его, хотя и довольно религиозный парень, ты знаешь. Ничто не вечно под луной… Теннисон кажись…
– Шекспир, дурила!
– Да плевать мне… – отмахнулся Гарри. – Все это в любом случае лабуда. Люди просто хотят жить вечно, и готовы верить в любого бога, который может им это пообещать. Мы все умрем.
– Точно. – кивнул Уэйд. – Разве это не утешает?
– Я должен волноваться?
– Я говорю с тобой – разве не этого ты хотел?! – с вызовом бросил тот. – Не надо со мной нянчиться!