Итак, весьма вероятно, что в нравственном и умственном отношении люди в толпе (les homines еn gros) стоят ниже, чем будучи изолированы (еп detail). В чем же заключается причина этого замечательного явления? Чтобы ответить на этот общий вопрос, необходимо помимо уже приведенных соображений дать ответ на следующие частные вопросы: во-первых, какие психические состояния наиболее заразительны по своей природе, и во-вторых, какие люди по самой природе обладают наибольшей способностью оказывать на других влияние?
Прежде всего, какие душевные состояния всего более крепнут в нас, если мы испытываем их вместе с другими окружающими нас людьми? Подобным свойством не обладают ни чувства удовольствия, ни чувства страдания, по крайней мере, поскольку они рассматриваются как состояния чувствительности (еn се qu’ils ont de sensationnel). Напротив, подобное свойство может считаться до некоторой степени характерным для таких психических состояний, каковы более или менее определенные желания или стремления, чувства любви или ненависти, положительные или отрицательные убеждения, доверие или недоверие, похвала или осуждение… Вот почему нет ничего заразительнее смелости, которая, в сущности, представляет комбинацию страстного желания с глубоким убеждением, или гордости, которая точно так же слагается из живого стремления к господству над другими с одной стороны и грубой уверенности в личном превосходстве – с другой. Что также может быть заразительнее чувств надежды или страха, о чем свидетельствуют, между прочим, паники и резкие колебания биржи (emballements), а равно и массовая доверчивость биржевых спекулянтов, в отдельности – в высшей степени осмотрительных?
Вышесказанным объясняется также и то обстоятельство, что, если в шайке бунтовщиков, как обыкновенно и бывает, наряду с простыми горемыками встречаются настоящие злодеи, то эти последние задают всегда тон; потому что горе первых, как всякое страдание, не может передаваться через простое сближение, тогда как злодейские наклонности последних, являясь по существу тенденциозными, способны к широкому распространению, проявляясь то речью, то игрой физиономии и т. п.
С другой стороны, изучение народных скопищ, по-видимому, приводит к тому заключению, что ненависть в отношении заразительности вообще берет перевес над любовью, злословие – над похвалой, свистки – над аплодисментами и отрицательные убеждения – над положительными. Правда, и народные скопища иногда движутся порывами восторженного преклонения перед той или другой личностью или идеей, но распространению подобных отношений необходимо должен предшествовать тот тихий и медленно действующий контагий, о котором мы говорили раньше, и который, действительно, более благоприятствует добрым проявлениям, чем злым. Однако за первыми проявлениями подобного восторженного отношения бурно и широко распространяются проявления отрицания, осуждения, недоверия и злобы. Эта-то преимущественная контагиозность отрицательных отношений и объясняет нам коллективный атеизм, с которым мы так часто встречаемся у полуразбойничьих – полувоенных шаек (les grandes Compagnies) в период Столетней войны: участники этих событий в массе являются нечестивцами, с похвальбой пьют из украденных и оскверненных священных чаш, тогда как в отдельности большая часть из них были люди набожные и даже суеверные.