Слепцов немедленно выдвинул оправдание: мол, губпрод настоятельно рекомендовал ужимать частный сектор хозяйствования. Сказано начальством — давай, прокручивай, и исполкомовцы, ничтоже сумняшеся, взяли да и закрыли все самоварные точки, в том числе и те, в которых наемные работники не эксплуатировались. Нынче в Стрельне ни перекусить, ни погреться честному грешнику. Инвентарь велели передать в общепит.
Стрельна глухо взроптала. В здании исполкома, некогда купеческом особняке Гамазеевых, на первом этаже расколотили окна. Факт отрицательный и тревожащий. Экспроприацию между тем произвели не случайные, а ответственные товарищи — секретарь Петр Ханютин, замзав общим отделом Федор Ельцов и инструктор Григорий Мерзликин. Производили ее с шумом, скандалом, с битьем бьющегося. Андреева криками подняла на ноги округу. Сбежались соседи. Если говорить откровенно, то и самые неимущие в первую голову стали на ее сторону, никак не связывая давно знакомую старуху с образом злейшего врага и кровопийцы-капиталиста, каким ее обрисовал Петр Ханютин.
Андреевская чайная состояла из застекленной веранды и комнаты, в которой кипел трехведерный опрятный самовар. Тут же продавались горчичные баранки и ландринчик по умеренной, кстати, цене. Спиртным и не воняло. Выпивших старуха не обслуживала, что подтвердила милиция. Сила предпринимательницы в обходительности и географии точки на выходе из городка. Всяк в ненастье завернет, оставит денежку и дальше зашагает, довольный и утепленный изнутри. А к столовой общепита тащись к скверу, и то, пожалуй, даром. Или закрыто на обед, или рабочий день истек, или товар истратили. У бабушки Феклы же и ночью бурлила водичка из ближайшего колодца. Вот почему недругом соседи посчитали не предпринимательницу, а представителя власти, то есть секретаря Ханютина, погрузившего на подводу скудный инвентарь и опечатавшего веранду.
Крюкову пришлось долго разыскивать означенных служащих, чтобы уточнить, куда подевались предметы чаепития. Настиг он резвую тройку на противоположном краю городка в тот момент, когда она экспроприировала посуду у коллеги Андреевой Екатерины Захаровны Ваточкиной, пятидесяти восьми лет от роду. Крюков вынос инвентаря немедленно прекратил вплоть до особого распоряжения, чем вызвал гнев сначала в исполкоме, а позже и в губпроде, сотрудники которого, однако, в Стрельну не выезжали и имели туманное представление как о ее чайных заведениях, так и в целом о продовольственном вопросе.
— Что вы, товарищи, попусту раздражаете людей? — рубанул Крюков на заседании исполкомовцам. — А коли всполыхнет, на кого валить сообразите?