Закон же у нас с октября 1917 года даден, чтоб его исполнять постоянно. Всегда и всем! Исполнение закона не прихоть. До тех пор, пока закон не приостановлен, он обязан руководить любыми действиями властей. В Корпусе юрисе цивилисе много чего гуманного есть, а много ли доброго и справедливого видел византийский народ? Несогласных в яму швыряли, где дикий тигр кровожадно их терзал на части. Разве у Юстиниана написано где, чтоб в яму швырять? Нынче наступила пора исполнить правильно закон и мудрость великих философов и революционеров от Жан Жака Руссо и Эразма из Роттердама до Маркса и Ленина, воплотить в нашу обыкновенную крестьянскую жизнь.
Однако я прошу тебя, товарищ Скоков, похлопотать перед коллегией, чтобы меня отпустили в армию. Я немного притомился от бюрократизма и хочу с оружием в руках пойти биться за свою родную власть. Я готов воевать на любом фронте, куда направит партия. Но личное желание выражаю сражаться против отрядов Юденича и Родзянки, так как я досконально изучил северные условия, и мои знания не будут там лишним мертвым капиталом. Я хочу стать вровень с теми, кто в окопах добывает светлое будущее и защищает революцию. Поймите меня правильно и не считайте дезертиром. Сперва я сам рвался в деревню, а теперь хочу ехать на фронт, в чем нет взаимоисключения, а есть нормальное развитие событий и движение времени. Я не бросаю путь наркомвнудельца на половине. Пусть коллегия потом отзовет меня или использует каким-либо иным образом, но сегодня я должен идти воевать. Я не могу не идти!»
Крюков перечел текст, внес две-три поправки и заснул, не раздеваясь, чего никогда прежде не позволял, как бы ни клонило голову. Во сне его не покидало чувство освобождения от теснящей сердце тяжести. Несмотря на недостаток витаминов и нервную усталость, о которых твердили ему доктора на медицинской комиссии, его организм функционировал без сбоев, психика оставалась устойчивой и мысли текли по правильному курсу. Момент, когда он попросится на фронт, в конце концов должен был наступить. Вот он и наступил.
Назавтра в восемь ноль-ноль рапорт лежал на столе у Скокова.
Пока рапорт раскачаются обсудить на коллегии, придется съездить по обычному маршруту, и хоть недалеко, а в самое пекло. Еще в октябре 1918 года Яков Михайлович Свердлов поставил вопрос ребром: или комбеды, или волостные Советы. Государственная власть требовала единообразия. Местные волостные Советы должны стать действительными органами коммунистической политики в деревне. Задание Крюкову выпало, как говорится, не из легких. Кругом дезертирские шайки — главный враг волостных Советов. А балаховцы подзуживают — давай, ребята, налетим да пощекочем коммунию. Прифронтовая полоса красных, правда, достаточно уплотнена, но в тылу — на расстоянии 20–30 километров — картина резко менялась. В тылу кое-кто с нетерпением ждал Юденича. В некоторых деревнях вроде Лесных озер и не кое-кто, а через избу, а то и подряд. Атмосфера сгустилась до предела, и напряжение ощущалось повсюду. В земельном вопросе у Юденича и Родзянко царила порядочная сумятица, и эта сумятица, признаться, облегчала агитационную деятельность Крюкову. Каждый день он до сипоты разъяснял мужикам текущий момент на импровизированных сходах: