– В память о покойном Джоне Киле… – произнес Витинари.
– Я вас предупредил…
– …я могу вернуть тебе улицу Паточной Шахты.
Повисшую тишину нарушал только пронзительный писк охотившихся в тополях летучих мышей.
– Дракон сжег то здание, – пробормотал Ваймс. – А в подвалах поселились гномы…
– Да, командор. Но гномы… с такой милой непосредственностью относятся к деньгам. Чем больше денег город предлагает, тем меньше становится гномов. Конюшня сохранилась, и старая башня шахты тоже. Обнесенная крепкой каменной стеной. Все можно восстановить, командор. В память о Джоне Киле, человеке, который за несколько коротких дней изменил судьбы многих и, возможно, помог сохранить частицу здравомыслия в обезумевшем мире. Думаю, уже через несколько месяцев можно будет зажечь над дверью фонарь…
И снова стал слышен только писк летучих мышей.
«Может, даже запах вернется, – подумал Ваймс. – И над уборной снова будет окно, которое можно открыть, стукнув в нужном месте. Новые стражники, но старые фокусы…»
– Все верно, еще один участок нам не помешает, – с некоторым усилием согласился он.
– Вижу, тебе понравилось мое предложение, – сказал Витинари. – И если завтра утром ты соблаговолишь заглянуть ко мне в кабинет, мы утрясем…
– Завтра будет суд, – резким тоном перебил его Ваймс.
– Ах да, конечно. Справедливый суд, – подчеркнул патриций.
– Иного не допущу, – сказал Ваймс. – Я хочу, чтобы эту сволочь наконец повесили.
– Хорошо, – согласился Витинари. – А потом мы могли бы…
– А потом я пойду домой, к своей семье, – снова перебил его Ваймс.
– Отлично сказано! – произнес Витинари, не смутившись ни на мгновение. – Не могу не оценить твой ораторский дар. – И Ваймс услышал в его голосе едва различимые нотки вежливого предупреждения, когда он добавил: – Здесь и сейчас, командор.
– Можете называть меня сержантом при оружии, – сказал Ваймс. – Здесь и сейчас.
Он схватил Карцера за шиворот и поволок навстречу справедливости.
Была уже глубокая ночь, когда Ваймс возвращался домой на Лепешечную улицу. Неожиданно он остановился. Это же те самые задворки! Там сидит ростовщик, а вот та сомнительная лавчонка, что выходит на Глиняный переулок. И раз он стоит примерно посредине между ними, значит, вот за этой стеной – двор храма.
Ваймс перебросил через стену окурок сигары. Раздался тихий стук, а потом едва слышный шорох гравия.
И тогда Ваймс пошел домой. А мир повернулся навстречу утру.