Кафедра литературы. Операционный стол. На столе я. Они осторожно вскрыли мне пуп и по кускам, словно шахтёр, выдающий на-гора свою продукцию, извлекли из недр меня эту историю.
Я третий день сижу в столице вашей родины, но Москва об этом не знает. Приёмник источает редкий для этого города джазовый аромат. На кухонном столе среди пепельниц с окурками, зажигалок с газом, сигарет с табаком и кофе без кофеина гордо, словно египетский сфинкс, возлегает помоечный кот с вино-водочной кличкой "Шнапс". В его глазах (не кот, а маньяк какой-то) я прочёл следующее словоблудие:
Катя на работе, на работе Майя.
Со стены взирает Гурченко худая –
Похожая на Зверева. Красивая и злая…
Почём в Москве девчонки, я до сих пор не знаю.
На пятый день начал считать деревья. Насчитал четырнадцать. Затем окна в доме напротив. Странно, но ночью их становилось больше, чем днём.
Начало шестого дня внесло в мою серую обыденность некоторые коррективы. На снегу, между деревьями, крупными буквами было написано: "Милорад Павич – певец человеческого органа слуха", – многоточие следов исчезало на близлежащей дороге. Кто это натоптал, я не знаю, но готов подписаться под каждым его словом. Павич действительно явный лидер по количеству упоминаний об ушах в одном романе.
Уши, словно два пьяных партизана в лесу, заблудились в волосах. Случилось это оттого, что мои волосы забыли о радости общения с ножницами. И, как следствие, я стал похож на "запущенный сад" из старой песни. Запущенность превратить в идиллию аккуратно подстриженного английского газона взялась Майя – костюмер Сергея Зверева. Результат превзошёл самые смелые мои ожидания. Панк. Ни дать, ни взять – панк. Я панков (за исключением Clash) не люблю. Теперь я лысый ("а можешь всё наголо сбрить").
Я увидел её сразу, но заметил только в момент произнесения числа 21. Она стояла в двадцать первом окне дома напротив и смотрела на меня.
Маятник откланялся влево заметно сильнее, нежели вправо, отчего кукушка, оповещавшая о начале нового часа, делала это с малиновым опозданием на каждое лето. Последствия были непредсказуемы. То вдруг, ни с того ни с сего, посреди февраля все термометры, взбесившись, показывали плюс тридцать по Цельсию (и действительно становилось жарко), а то, небо, словно лицо юнца, покрывалось прыщами, и испуганные птицы надолго превращались в пешеходов. Этим беззастенчиво пользовались коты. Они гордо расправляли крылья и устремлялись навстречу солнцу, где их (почти всех) постигала участь Икара.
Икала корова,
Страдал пулемёт
В СВ одноместной тачанки.