Надутые и привязанные к дворникам автомобиля презервативы танцевали джигу на колючем прибалтийском ветру. Майя. Водка и мартини. Рига. В этот город она приехала с модным нынче парикмахером. Гастроли. После двух дней каторжной работы и отличного шоу, Майя напилась. Имеет право. Ведь, если кто-то зажигает, значит это кому-нибудь нужно.
Вернувшись из Риги, она, кряхтя, словно старенький буксир над океанским лайнером в ялтинском порту, внесла в квартиру довольно большой кусок зимы. Его мы повесили в комнате. В ней сразу запахло мандаринами и Новым годом. Зима геометрически была похожа ни на что и напоминала Италию на потёртой школьной карте. Наверное, поэтому она великолепно вписалась между портретом моей прабабки и постером из «Плэйбоя». Бывало, включишь телевизор, заберёшься под одеяло, только нос выглядывает. С одной стороны тебе улыбается пособие для мастурбации, с другой: с некоторой укоризной (в голосе?!) взирает на это обнажённое паскудство твой желто-коричневый предок, а между ними красуется итальянская ботфордированная обувь зимы. Кругом снег, а тебе тепло. Здорово.
А через неделю: «Увы, мадам! Уже опали листья, как ятаганы засверкали при Луне», – с драматическим пафосом в голосе сказал Серёга и отправился в многоэтажную ночь Москвы. За осенью. Вернулся он только утром. Облитый солнечным светом, пьяный и злой.
Что случилось? – спросила его Майя.
Ничего, – ответил он и достал из сумки початую бутылку водки, наполовину съеденную буханку чёрного хлеба и маленькую сувенирную шкатулку, расписанную Хохломой.
Что это? – Майя, скользнув взглядом по водке с хлебом, взяла в руки шкатулку.
Весна.
Откуда?
Ни откуда, а от кого.
???, – ну, и от кого же?
И Серёга рассказал нам сказку о том, как получил от измученного седого клошара время любви в маленькой чёрной коробочке с живописными цветами. Это был подарок.
Рассвет мягко, по-кошачьи ступал по сонным московским крышам. Он уже отчаялся найти в этом огромном городе осень. Он искал именно её. На крышах водились только сексуально озабоченные коты и бестолковый неунывающий Буратино – сын папы Карло – Карлсон.
Первый солнечный луч, воспользовавшись услугами лифта, спустился с крыши на тротуар. Стряхнул с себя пыльные остатки ночи и прямо перед собой увидел боль.
Боль была грязным уставшим мужчиной с явными признаками жуткой похмелюги на лице. Он с готовностью продал бы свою душу за стольник водки. А за бутылку… и представить страшно.
Мужика колотило, как эпилептика во время припадка, и Серёга, сказав: «Подожди», растаял в дверях солнечного света. «Глюки», – подумал бомж и устало закрыл глаза. На минуту его попустило. Серёга вернулся именно в эту минуту. В руках у него была бутылка водки, буханка хлеба и два одноразовых стаканчика жёлтого цвета.