Пока я пробирался сквозь вышеозначенные дебри с синими почками шизофрении на ветвях вечнозелёного древа познания добра и зла, Борис успел сгонять за водкой. Что-то подсказывало ему, что сделать это необходимо. Мы выпили. Закурили. Радио сообщило нам об аномалии, присущей московским окнам: в них постоянно горит свет, и все попытки выключить его терпят крах. Он негасим.
Поросёнок из мыла, стоя под монитором моего компьютера, досадовал на то, что его не используют по прямому назначению. Его предназначение навсегда останется загадкой. И не только для меня.
В затопленном подвальном помещении унитаза, словно дорогая жемчужина, блестел пятак. Примета: деньги к деньгам. Вот уже почти двадцать лет я поднимаю найденную мелочь, и это всегда предупреждает меня о грядущем бремени финансового благополучия. Мелочь, а приятно. Чтобы пятак не мозолил мне глаза и не теребил душу, я решил: "а насрать"…
…что и сделал. Сделал. Смыл. Посмотрел. Блестит зараза. Ну, в самом деле, не лезть же рукой туда, куда только что нагадил.
Алчность – порок. Не то, что бы я это понял, нет, просто это догма и доказывать аксиому…, а посему, бог с ним – с пятаком, а вместе с этой разменной монетой и с моим грядущим финансовым благополучием.
Сколько нужно выпить пива с водкой или прочитать Борхеса с Павичем (что, в принципе, одно и то же), чтобы тебе в свете солнечного осеннего дня явилась, словно «Отче наш», фраза: «Металлистам пива не наливать»? Она вышла из тумана прошлого, прошлась по намокшему тротуару моего воображения и стала моим будущим.
После "солнечного осеннего дня" на бумагу просится паутина слов из осени, ещё зелёной, но уже с жёлтыми прожилками слёз, о низовке на море, о высоком, с хитровыбараным простосплетением звёзд, ночном небе и о млечном пути в нём. Но ветер уносит лёгкую и беспечную поступь-болтовню Луны, не давая ей стать прозрачной акварелью и лечь – рука старого седого художника – на бумагу. Вместо неё в моей голове орудует сумасшедший ефрейтор.
Не желаемый, но гордый продукт любви немецкого солдата и престарелой еврейки стоял с расческой в руке перед зеркалом и перед дилеммой: каким образом лучше причесать свои уши? Можно, конечно, ограничиться простым пробором, но в таком случае не видать ему, как своих ушей, того, что в богемных кругах Джанкоя называют художественным бардаком, и тогда появляется реальная опасность прослыть лохом. Некомпетентным во всех сколько-нибудь важных жизненных вопросах человеком быть неприятно. Более того, опасно. Поэтому, оставив в покое свои ушные раковины, он сконцентрировался на чёлке. Чтобы отличаться от гебельсов, гимлеров и других "г", он решил придать своему волосяному покрову, находящемуся над надбровными дугами, левостороннее направление. Усы – небольшой черный прямоугольник под носом – явились удачным завершением тщательно продуманного имиджа. Теперь можно орошать слюной свой благодарный народ, выкрикивая ему с высокой правительственной трибуны о голубой крови третьего рейха, интенсивно жестикулируя руками.