Ставлю на стол с металлической вазой косящей под антиквариат – в ней, как живые, пластмассовые цветы – два портвейна и кофе. Пристуливаюсь. Достаю из внутреннего кармана своего ослепительно белого плаща маленький томик стихов Солнечного Генерала.
Читаю…
…кто-то пишет стихи,
некто прозой забавится,
отдельные личности могут летать,
а я выдавил прыщ,
прижившийся на моей заднице
и доволен этим актом убийства…
…о чём может поведать разбитый, безухий, как Пьер унитаз? О дожде, которого нет. Друзья через запятую. Кофе через сигарету не в затяжку. Индийская музыка на одном аккорде. Любовь в ритме раста, постепенно разлагающаяся под солнцем египетских пирамид. Ра. Верблюды. Кони. Ослы (один из них поведал миру о Христе) и песок. Много песка. Он во рту, в волосах, в волосатых руках и в причинных местах, на зубах и в глазах… и только настоящий Бог может не обращать внимания ни на песок, ни на музыку, ни на любовь и даже на то, что до сих пор нет дождя…
В эпилоге Солнечный Генерал Родина цитирует Вертинского с Окуджавой, а это значит: солнце спряталось за тучами, и в душе его уже третью сотню лет идёт дождь, превращая изумительную, но непонятную стальную вещицу в обычную ржавчину.
Не грусти. Не надо. Я уверен: всё образуется. И непонятная стальная вещица обретёт свои привычные очертания. Если, конечно, окончательно к тому времени не заржавеет.
А, впрочем, давай, мой добрый друг, открой своё сердце для печали и тоски. И пускай на нём скребут дикие кошки. Ну, хотя бы для того, чтобы смог ты (не сейчас, а потом, когда выйдешь из запоя хандры и одиночества) по достоинству оценить мою вчерашнюю шутку: «посмотрел фильм о том, как очередной робинзон крузо попал на необитаемый остров. Только остров тот находился в северных широтах, и поэтому фильм был короткометражным».
Неожиданно для себя за соседним столиком я услышал что-то в стиле реггей. Как и когда эти двое появились в непосредственной близости от меня, навсегда останется загадкой.
– Опасный народ эти растаманы.
– Почему?
– Да хрен их знает, – он налил, – не доверяю я гитаристам всяким с накуренными носами, – выпил и поставил в виде вопросительного знака точку: – Ну, что хорошего может выйти из темноты?
– А из синевы, значит, может?
– От синевы в голове не темно, а криво. Поэтому, пусть зигзагообразная, но мысль всё-таки присутствует.
– А кто такие эти растаманы?
– Боже мой, с кем я пью? Он ни хрена не знает, ни о ленивых рабах с берегов Ямайки, ни о музыке, которую те довели до совершенства и назвали реггей, ни, наконец, о религии, этой самой музыкой рождённой, – он сделал паузу. Заполнил её водкой. Запил лимонадом и продолжил: – религия эта называется раста, а её последователи – растаманами. Понятно?