100киловаттная лампа – вещь нужная.
Включаешь её и день после ужина…
И Солнце в твой дом войдёт трансформатором,
Элекрорубильником в дом твой войдёт.
Доверь фирме "Экструм" квартиру и офис
"Экструм" тебя не подведёт".
Костик явно косил под Маяковского, но порадовал он меня не этим. Столько скрытого эротизма, сколько я прочитал в его следующем опусе, раньше мне никогда видеть не приходилось: "Как легко и мягко ложится ладонь на рукоятку электрорубильника, знает только тот, кто пользуется электрорубильником фирмы "Экструм".
– Ну, что… нормально, – я вернул Костику его каракули. – Хочешь, я расскажу тебе, как меня чуть не убили?
«Лучше бы убили», – подумал он, а вслух:
– Давай.
«Наливается из графина. Слово…»:
Год 1990. Гостиница «Ялта-интурист». Под ней утюги. Над ними Башмаки, сейлемские всякие и шушера помельче. Они даже не предлагали охрану, а просто тупо разводили бедных фарцовщиков на бабло. Хочешь утюжить – плати. Каратистов среди утюжья не водилось. Платили. Все. Пить-то хотелось.
Под благовидным предлогом «на раскрутку» я занял у мамы 1 тщ. руб. Через неделю от означенной суммы остались слёзы на пиво.
– Редин, ты волыну сделать можешь? – спросил меня Русь.
– Тебе зачем? – ответил я Русю.
– Отстреливаться.
– Идиот, от кого?
– Можешь или нет?
– Могу, но для этого надо ехать в Ригу.
– Поехали? – он нарисовал увесистую пачку зелени. Не сотрёшь.
– Поехали.
Как мы добирались до Риги – это отдельная песня. Скажу только, что проводник нашего вагона икал и плакал от счастья расставания с Русём. Начальнику поезда тоже кое-что перепало от радости.
Вот только с пистолетом для Руся не срослось. Потерялись мы. Рига хоть и не резиновая, но город всё ж таки немаленький. Побухав ещё недельки полторы, я решил, что с меня хватит и сел на иглу. Это в Ялте я алкоголик, а в Риге – ещё и наркоман.
По Риге Колобок славился своим великолепным гагаринским замесом. Но ценила местная наркота Колобка ещё и за то, что у него была вместительная жилплощадь.
– Что значит гагаринский замес? – спросил Костик.
– Это когда ты на приходе только машешь рукой, а сказать ничего не можешь.
– А как же его знаменитое «поехали»?
– Чьё?
– Гагарина.
– Ну, разве что «поехали».
Я из тех, кто красивой улыбке предпочитает красивую женскую грудь. Однажды на хату к Колобку зашла одна поэтка. Худая и ваще хуй проссышь какая. Но грудь у неё была отменная. Зашла, да так там и осталась. Народец в притоне собирался ещё тот. Поэтессу сразу же подсадили на иглу. Она втиралась и начинала бормотать стихи. Как же она заебала всех своим хореем с танкой. Первых пару дней я терпел, а после утомился и заткнул ей рот своим хуем. Ей понравилось. Потом было не оторвать. Правда, перед минетом она должна была хотя бы что-нибудь, но продекламировать. Дабы и овцы, и волки, всучил этой суке книжицу Омара Хайяма – на бормочи – и на слух приятно, и кончать не в падлу.