Дэйви (Пэнгборн) - страница 159

Ники спросила:

— Как жена старика, жившего у подножья скалы, бранилась и трепалась, если английский язык не был изобретен?

Ничуть не став более облагороженным, я ответил жене:

— Она немного опередила свое время.

20

В то время, как исполнителям «Зеленых рукавов» все еще аплодировали, я услышал, что чернобородый громко сказал нам:

— Это превзошло все, детки. Они выглядят созревшими для Матери.

И когда я имел желание поинтересоваться, что он имел в виду, он беззаботно, приятным тоном, сказал мне — может, я путался у него под ногами в течении многих лет и он так привык ко мне, едва увидев меня: — Оставайся, Рыжий.

Я сглотнул и кивнул. Тяжело ступая, он пошел к тому фургону, где находились ящики. Девушка с банджо потянула меня вниз, чтобы я снова уселся рядом с ней, и по-дружески обняла меня рукой.

— Это папа Рамли, — сказала она. — В следующий раз, когда он заговорит с тобой, ты скажи: «Угу, папа». Он хочет, чтобы ему так все отвечали. И не беспокойся, думаю, что ты ему понравился. Я Минна Селиг, а как тебя зовут, дорогой?

Эй! Несомненно это воодушевило меня. Довольно скоро я узнал, что бродячие комедианты все время называют друг друга «дорогой», и это не всегда неизбежно означает любовные отношения, но тогда я не знал об этом, но она понимала, что я не знал. Приблизившись к моему другому уху, маленький дьявол с мандолиной сказал:

— И не беспокойся, я думаю, что ты нравишься Минне. Я Бонни Шарп, так что скажи свое имя также и мне… дорогой.

— Дэйви, — сказал я.

— О, мы считаем его прелестным, не так ли, Минна?

Они в самом деле взяли меня в переделку. Да, но для девушек с их легким озорством, и теплотой, и хорошим настроением, окончание «Зеленых рукавов» могло стать окончанием моего мужества: я мог бы собрать лохмотья моего достоинства, взвалить их на плечи и убежать обратно через забор, не говоря больше ни слова, даже Сэму, о том, чего я хотел больше всего на свете — быть принятым этими людьми и оставаться с ними в их путешествиях так долго, пока они держали бы меня у себя.

Папа Рамли, стоявший в задней части того фургона, вскинул руки.

— Друзья, я не намеревался сейчас обращаться к вам с хорошими новостями, рассчитывая сделать это сегодня позже, но вас привлекла наша музыка — и наши ребята признательны вам за благосклонные аплодисменты — ну, я воспринял их как побуждение сказать несколько слов, а вы передать вашим близким. Откройте эти ворота и соберитесь вокруг, так вот, я хочу дать надежду для больных, покинутых и страждущих — подойдите ближе!

Почти во всех селах и городках, которые не имели большого парка, был чудесный обычай предоставлять бродячим комедиантам городскую лужайку на время их пребывания, чтобы разместить лагерь и арену для выступлений; жители обычно не вторгались туда, если их специально не приглашали. Я нарушил правила. Думаю, причиной, почему девушки не сказали мне ничего об этом, был мой врожденный глуповатый вид, который часто творит для меня чудеса. Теперь, после приглашения папы Рамли, наивные люди открыли ворота и медленно вошли, робкие, но с неизменной обеспокоенностью простака, остерегающегося надувательства, — это приносит ему много пользы. Более двадцати мужчин и в полтора раза больше женщин собрались вокруг фургона, вызывающе слабохарактерные, желающие убедиться в чем-то, что не имело большого значения. Я увидел, что Сэм забрел вместе с ними. Он стоял позади; когда он поймал мой взгляд над толпой дамских шляпок и широкополых соломенных шляп, он слегка покачал головой, что, как я понял, означало, что он что-то замыслил и мне лучше не вмешиваться.