в Леванноне, помогая старому Уиллу Муну управиться с мулами. Парень этот был, вероятно, на четверть дюйма выше, чем в момент обладания Эммией Робсон в порыве любви. Когда эти двое проклинали и уговаривали движущую силу фургона выехать вверх по уклону и свернуть с дороги, ведущей к пристани, — папа Рамли, окруженный оравой малышей, громко выкрикивал советы, на которые садист Уилл не обращал ни малейшего внимания: именно он привлек внимание молодого человека к кораблю в соседнем эллинге, судорожно подергивая сморщенным коричневым подбородком и направив туда струю пережеванного табака — он кричал, как кричат глуховатые:
— Ты умеешь читать, парень?
— Да, могу.
— Тебя обучала наукам мадам Лора, рассказывают.
— Я могу читать, Уилл.
— Ну, прочитай мне название того старого ночного горшка, вон там.
— Ну, там написано, «Дейзи Мей»>[84].
Жалкая непривлекательная приземистая посудина, от нее несло гнилым луком и тухлой рыбой. Корабль был широким в средней части с выпуклым тупым носом и квадратной кормой, его одинокая наклонная мачта, вынесенная вперед с носа судна, выглядела неуклюже, как деревянная нога. Весельные скамьи были отполированы до блеска изболевшимися задницами рабов, которых сейчас, вероятно, заперли где-то в бараках, где те ожидали продолжения своих последующих мучений. Ничто другое на нем не блестело; на ослабленном и подвязанном рифами парусе были скрыты лишь некоторые из его заплат. Уилл закричал:
— Ты сможешь определить тоннаж?
— Никогда прежде не видел лодки такого типа.
Смеясь, он продолжал кричать.
— «Лодка» это хорошо, эй, моряки содрали бы с тебя кожу за это слово! Когда они такого размера, ты должен называть их «кораблями». Давай, угадай, какая его вместимость.
Корабль выглядел древним, очень маленьким, серым от соленой изморози, одиноким и покинутым. Он качался высоко на воде, опустелый, под палящим солнцем; если вахтенный находился на борту, то, вероятно, скрывался внизу, где можно было бы предположить горячее зловоние, которое невозможно вынести. Я представил себе, что это какая-то небольшая грузовая посудина, построенная для кратковременных перевозок между портами на море Хадсона, вероятно, ее скоро покинут или разломают на дрова.
— Он не такой уж безнадежный, как выглядит, — сказал Уилл, — его покрасят, перед тем, как он снова выйдет в море, и ты будешь удивлен. — Жалкую дворняжку на пристани привлек аромат корабельных отбросов, но она не осмеливалась спрыгнуть на палубу. Она с трудом задрала страшно ободранную лапу на стойку пристани и намеревалась ступить своей грязной лапой на поручень судна. Свободной рукой Уилл Мун сделал жест, будто бросает камень; дворняжка в ужасе поковыляла прочь, поджав хвост. Я вообразил, как тоскливое старое судно кротко вздыхает от унижения, слишком слабое, чтобы возмущаться.