Старик «Альтман» жил на окраине шахтерского городка Айслебена. У него был большой дом и огромный яблоневый сад. Он потчевал меня превосходными яблоками всякий раз, когда я навещал его. С помощью «Альтмана» мы завербовали одного из его родственников, проживавших на Западе, и в дальнейшем использовали старика для поддержания связи с этим источником. «Альтман» был ровесником моего отца. Давным-давно, еще в начале тридцатых годов, он окончил консерваторию и почти всю жизнь преподавал музыку в разных учебных заведениях. Когда ему хотелось уесть меня, он садился за рояль и начинал играть. Поиграет-поиграет и спросит: «Чье это сочинение, молодой человек?» И сам же отвечает, укоризненно покачивая головой: «Рахманинова, молодой человек, Рахманинова». Были в его репертуаре и Скрябин, и Танеев, и Прокофьев. В конце концов, мне это надоело, и я обрушил на его голову кучу стихотворных цитат из произведений малоизвестных немецких поэтов. По специальности-то я филолог-германист. Тут «Альтман» и сел в галошу, после чего зауважал меня и перестал донимать музыкой. Был у него один пунктик: он постоянно просил, чтобы я устроил награждение его почетным знаком Общества германо-советской дружбы. Немцы очень любят всевозможные значки и носят их на самых видных местах. Осуществить пожелание «Альтмана» мне не позволяла одна заковыка: в деле агента лежала фотография, сделанная в бытность его секретарем фашистского райкома партии. «Альтман», молодой и стройный, одетый в форму штурмовика, стоял под портретом фюрера, вскинув руку в нацистском приветствии. Когда он довел меня до исступления своими просьбами дать ему значок, легализующий его лояльное отношение к великому старшему брату, я швырнул перед ним на стол это фото. Мы поругались, и мне пришлось передать его на связь другому сотруднику…
О своей агентуре я мог бы написать целую книгу. Почему я не пишу здесь о нашей западной агентуре? Потому что западные агенты были нам не друзьями, а, скорее, партнерами. Ведь очень немногих из них мы вербовали на идейной основе. Превалировали вербовки на морально-психологической и материальной основах. Идейные попадались не так уж часто. Это в мое время. А вот в двадцатые-пятидесятые годы, когда революции было еще далеко до пенсии, разведка только на идейных и держалась.
В период моей первой загранкомандировки мне доводилось встречаться с человеком, имя которого навсегда вписано в анналы нашей разведки. Этот человек неоднократно выступал с воспоминаниями перед сотрудниками окружного управления МГБ ГДР и перед нашим коллективом. Нас было мало, поэтому беседы его с нами носили совершенно непринужденный, доверительный характер. Радист Рихарда Зорге в Шанхае и Токио Макс Кристиансен-Клаузен был в то время вполне крепким коренастым пожилым человеком, любившим пропустить рюмку-другую хорошего коньяка. Он одевался со вкусом и носил аккуратный пробор седеющих волос. Мы старались не утомлять его расспросами, но кое-что из него все-таки выуживали.