— Боюсь. Потому и иду. Куда они ее теперь вернут? В дом на Высотней? Так там наверняка засада. На улице слепую оставят? Еще хуже.
— Плохим людям меня отдаешь, примиренный.
— Я тебе честно все рассказал, склана. И кинжалом не принуждаю. Рядом буду.
— Потому и иду.
Элья перекинула ноги через бортик, хлопнула по нему ладонью и полезла в черное нутро. Через несколько минут веревка ослабла. Пришла очередь Бельта, которого внизу если и ждут, то навряд ли с подарками. Впрочем, как и наверху. Сразу продрало перевязанные раны: опять закровят, а пузырьков не осталось. Ноги упирались в неровные стены, и все сильнее пахло демонами. Сожрут. Уже свистят и шепчут чего-то…
Вот и дно.
— Осторожней…
Элья? Почему обнимает и хватает за руки?
В ухо зашипели:
— Зачем пришел?!
— Сам знаешь.
— Я ведь предупредил!
— Отпусти. Я привел склану.
Хватка исчезла. Зато пришло видение, пускай и плохое. Силуэт совсем рядом. И еще несколько… Или это изогнутые стены? А где тогда склана?
— Я здесь, примиренный, — раздался издали знакомый голос.
— Молчи! — Даже непонятно, сколько глоток слилось в возгласе.
— Ты притащил облаву! — Все тот же шепот, приправленный вонью. — Весь город гудит из-за Бельта Стошенского!
— Тем более ты знаешь, что я никого не приводил.
— Это уловка!
— Ты потерял не только лицо, Туран из Кхарна, — медленно произнес Бельт. — Ты потерял веру в людей. Но чего еще ждать от убийцы Ырхыза?
— Я не убийца!
— А я — не предатель.
— Как ты узнал меня?
— Я ел с тобой благословенную лепешку, кхарнец. Позабыл?
В лицо снова пахнуло вонью.
— Ты зря спустился. Это только помешает вернуть твою Ласку.
— Я хочу не только вернуть её, но и уйти вместе с тобой и скланой, — сказал Бельт.
— Уйти?! Ополоумел?
— Ну если ты не собираешься бежать из столицы — тогда ополоумел именно ты.
— Уйти с нами — об это не может быть и речи! Никак.
Сбоку задвигались тени.
— Ну почему, Туран? — произнес некто совсем новый, чуть визгливый. — Это может быть очень занятно. Уж если ак-найрум и наир выбирают бегство из Наирта, это что-то да значит.
Брызнули искры, и свет фонаря коснулся людей и нелюдей.
Я иду к тебе, Белый город.
Все делали вид, что не замечают Турана: стошенский палач ворковал над безглазой подругой; Аттонио возился у костра; склана прилепилась к стене пещеры, притворяясь спящей.
Лжецы! Наблюдают ведь! Даже слепая. И все ненавидят. Невыносимо душно от этого, а еще — от невысказанных обвинений. Будто есть у них такое право, будто каждый из них стократ лучше Турана. А чем?! Кто здесь ни разу не лгал, не предавал и не бил спину? Есть такие?! А?!