В тот день я и не признал в этом мечтательном боевике уже тогда известного полевого командира Басаева. О том, что это тот самый Шамиль, сказал мой провожатый – таксист, когда мы пробивались к Аслану Масхадову сквозь толпу осаждавших его русских женщин. Один из парадоксов первой чеченской войны – матери солдат, без вести пропавших в войне с чеченцами, искали помощи у начальника штаба вооруженных сил Ичкерии…
Моя следующая встреча с Басаевым состоялась уже в ставропольском Буденновске летом 1995-го, когда он со своим отрядом ворвался в этот тихий городок и согнал в больницу больше полутора тысяч заложников и удерживал их там почти неделю. В результате теракта погибли 129 человек, почти 500 были ранены. Это был первый в новейшей истории террористический акт такого масштаба.
Оператор Сергей Плужников и я приехали в этот город с некоторым опозданием – 17 июня[2]. Позади остались три безуспешные попытки штурмом очистить больницу от боевиков. Третий штурм был особенно жестоким, и до сих пор непонятно, кто именно отдавал приказ спецназу идти вперед, несмотря на шквальный и косящий его огонь. «Подчиняясь тупому приказу, они смело лезли вперед. Но это было бессмысленно», – говорил позднее в эксклюзивном интервью Басаев…
Убежден: если речь идет о спасении жизни хотя бы одного человека, нельзя отказываться от переговоров даже с самим дьяволом.
«Мало кто из людей при мысли о террористическом акте ставит себя на место его исполнителя. Думая об этом, мы представляем себя исключительно жертвой. Это связано не столько с тем, что мысль об убийстве людей кажется нам ужасной, сколько с нашим восприятием личности террориста как таковой. 97 из 100 пострадавших от теракта считают, что террориста, причинившего им физическую боль, нельзя отнести к разряду людей как таковых. Он представляется безмозглым животным, целью которого было убийство ради убийства… Для другой части из этого подавляющего большинства террористы представляются психами, которые не отдают себе отчета в своих действиях, так как живут в собственном вымышленном мире. Из этой статистики напрашивается простой вывод: только 3 % людей, напрямую столкнувшихся с террористами, склонны пытаться понять причину действий тех, кто нанес им урон. А это значит, что только они готовы искать пути решения проблемы терроризма».
По данным Исследовательского центра социальной психологии при Французском психологическом обществе
Буденновская больница была оцеплена бронетехникой и служивыми самых различных родов войск, кроме, может быть, моряков. Журналисты, которых было не меньше пяти десятков, группками кучковались в тени деревьев и домов. Между нашим братом и спецназом шла тихая и незаметная борьба: мы сквозь видимое и невидимое оцепление всячески старались просочиться ближе к больнице, а бойцы постоянно оттесняли нас за пределы только им ведомой зоны. Я не из тех, кто сразу и безоглядно лезет на рожон. Немного понаблюдав за обстановкой, я заметил брешь в оцеплении и попросил оператора пройти вглубь вдоль дальней ограды чьего-то плотно засаженного сада. Сереге удалось проскользнуть и снять короткий диалог матери одной из заложниц с самим директором Федеральной службы контрразведки (ныне ФСБ) Сергеем Степашиным. Разговор шел о том, что вроде бы удается договориться с боевиками и совсем уже скоро они покинут встревоженный Буденновск.