Коля опешил:
– Это что же, матом писать, что ли?
Уже неделю Сытов остро переживал муки творчества. У него пропал аппетит, сон стал прерывистым и тревожным. Он стал сторониться товарищей и надолго запирался в каюте. Раз за разом Коля пытался начать рассказ и каждую попытку беспощадно забраковывал.
Попробовать, что ли, про подводную лодку? Как он там учил, с деталями? Взяв чистый лист бумаги, Сытов начал писать. На большой глубине, в кромешной тьме гордой походкой шла подводная лодка… Перечитав несколько раз, он скомкал лист и бросил в урну.
Может, и впрямь попробовать про яхту? Бабочкой-капустницей на зеленом кочане океана одинокая яхта боролась со стихией… Через минуту очередной комок бумаги полетел в урну.
Помощник командира заглянул к штурману:
– Слушай, Колю Сытова спасать надо, совсем он сбрендил.
– Да, вытаскивать его надо из этого литературного болота.
– Ну тогда с тебя бутылка, с меня закуска, и через час у него в каюте.
Взаимовыручка на флоте – первое дело!
Сытов сидел в каюте и из последних сил напрягал извилины. Взяться, что ли, за природу? Он прикрыл глаза и начал прокручивать в уме разные варианты. Вдруг он почувствовал, что нащупал то, что так долго искал. Перед глазами прокручивался текст всего рассказа, и он ему уже нравился. Схватив карандаш, он начал быстро писать.
Неожиданно с грохотом распахнулась дверь каюты, к нему ввалились штурман с помощником. Коля с ужасом смотрел, как на его детище положили кусок сала, банку шпрот и поставили бутылку. Началась спасательная операция!
Встав за полчаса до вахты, Коля привел себя в порядок, оделся и подошел к столу. Сквозь линзу шпротного масла можно было разобрать – «В кровавом мареве заката таял африканский берег».
Натужно урча, ЗИЛ-137 с кунгом, забитым аппаратурой, и прицепом-бытовкой, неспешно давя колесами солончаки, уверенно двигался по степи в сторону моря.
На берегу Тендровского залива, в двух километрах от села Облядки, надлежало развернуть радионавигационную станцию «Брас» для обеспечения промерных работ. Сначала нужно было найти знак, оставленный геодезистами, именно на этом месте и должна была стоять станция.
Молодой матросик с раскосыми глазами ткнул пальцем в лобовое стекло:
– Вот же он!
Матрос Бембеев, невысокий, упитанный парень с черным ежиком волос на голове, служил первый год, и ему все было интересно.
Водитель присмотрелся и с трудом разглядел небольшую побеленную пирамидку из камней.
– Ну в точь как чайка насрала. Говоришь им, говоришь.
Он в сердцах махнул рукой. Витя Чернобыль, так звали водителя, был вечно всем недоволен. Чернобыль – это была кличка, видимо, когда-то он проезжал мимо этого больного города и с тех пор получал всякие льготы. Радость на его беззубом лице можно было видеть только во время пьянки.