После отпуска и больницы Платон понял, что теперь Гудин сдружится с Алексеем, но против него. Хотя самому Алексею было наплевать на Гудина, на то, что тот заискивает перед ним. Ведь никакой практической пользы он от этого не получал. Ему было лишь приятно ощущать своё превосходство над стариком.
Надежда даже как-то спросила Платона:
— «А что ты теперь называешь Гаврилыча и Лёшку дружками? Небось, ревнуешь?!».
— «Да ты что?! Мне наоборот, хорошо! Говно теперь отлипло и уплыло от меня!».
— «А ты теперь с Гудиным, что? Не общаешься?» — пыталась всё же прояснить вопрос начальница.
— «Конечно! Я с низкими людьми не общаюсь! А общаюсь только с благородными, рождёнными во благе, а не в грехе, как он! Причём дважды в грехе! От немца и внебрачно! А проще говоря, в двойном грехе! У Гаврилыча не русский характер. Нет в нём благородства и широты русской души, а только одна немецкая пунктуальная расчётливость».
Надежда Сергеевна, как начальница и женщина, старалась сразу, в зародыше погасить возникающий, или искусственно раздуваемый конфликт между мужчинами, точнее между сладкой парочкой и мужчиной.
Как только капризный Алексей или зловредный Гудин начинали высказывать претензии Надежде на Платона, причём даже в его присутствии, та сразу пресекала это, сама объясняя дурачкам правильность действий Платона, или причину их временного отсутствия.
Платон в таких случаях мысленно потирал незапачканные руки!
Сама посадила дурачков на их толчки!
— «Я Вам честно говорю!» — отвлеклась Надежда по телефону, вызвав давно забытую усмешку, выходящего от неё подчинённого.
По редким репликам Гаврилыча Надежде, Платон понял, что Гудин по-прежнему считает его чужим в их коллективе. Получалось, что как Платон работал вначале временно, так его временщиком по привычке всё ещё и считают. И это выражалось в редких, неожиданных высказываниях коллег.
И особенно Платону всё это бросилось в глаза, резало его слух, после выхода из больницы. От него немножко отвыкли, да и он тоже.
Так Иван Гаврилович Гудин начал новые нападки на Платона видимо из-за того, что почувствовал силу того. Платон вернулся из реабилитационного центра свежим, сильным, отдохнувшим, здоровым и полным сил, не от кого независящим, готовым на дела и подвиги.
И Гудин получил от Платона за дело. Он думал, что из-за заболевания Платон будет постепенно сдавать свои позиции, и он выйдет на третье место.
Но пьедестал разломился. Никто, кроме Гудина, ни на какие призовые места не рвался, а лишь спокойно работали.
И вот тогда Платон решил: Ну, раз я вам чужой, то чего я буду перед вами распинаться?! И он совершенно изменил тактику общения с этими людьми.