Она бродила по судну, впитывая свободу вместе с соленым воздухом, наблюдала, как из-за водянистого горизонта прорывается солнце, а затем ускользала вниз, к той радости, которая ждала ее ниже палубы.
На некоторое время она убедила себя, что это серые — делают ее счастливой настолько, что хотелось мчаться в грузовой отсек, и печалиться, когда время пролетало слишком быстро; судно просыпалось, и она должна была возвращаться в свои каюты.
Это не могло иметь никакого отношения к широким плечам Мартина, или к его улыбке, или к блеску его оливкового цвета глаз, или тем, как он дразнил ее, вызывая смех.
— Серые не едят тот хлеб, который вы им принесли. Никто не будет есть эту дрянь, — сказал он, посмеиваясь, в первое утро, когда она пришла.
Она нахмурилась:
— Они должны есть его, потому что он соленый. Лошади любят соленое.
Она разломила твердый ломоть хлеба, оставляя по куску в каждой руке, и предложила его меринам. Они понюхали, а затем с удивительной, для таких крупных животных, бережностью, взяли хлеб и удивленно начали жевать его, покачивая головами, что рассмешило Ленобию и Мартина.
— Вы были правы, дорогая, — сказал Мартин. — Откуда леди, вроде вас, знают, что любят есть лошади?
— У моего отца было много лошадей. Я говорила вам, что люблю их. Я много времени проводила в конюшнях, — уклончиво ответила Ленобия.
— А ваш отец, он не был против, что его дочь ошивается в конюшнях?
— Мой отец не обращал внимания на то, где я нахожусь, — сказала она, думая, что по крайне мере, хотя бы это было правдой. — А что насчет вас? Где вы узнали, как обращаться с лошадьми? — сменила Ленобия тему.
— Плантация Рилье, недалеко от Нового Орлеана.
— Имя этого человека вы назвали, когда сказали, чьи эти серые. Значит, господин Рилье сильно доверяет вам, раз послал сопровождать своих лошадей от Франции до Нового Орлеана.
— Да. Господин Рилье — мой отец.
— Ваш отец? Но я думала… — Ленобия оборвалась, чувствуя, как к щекам приливает жар.
— Вы думали, что раз моя кожа коричневая, мой отец не может быть белым?
Ленобия подумала, что он казался скорее позабавленным, чем обиженным, так что она решила рискнуть и сказать то, что думала:
— Нет, я знаю, что один из ваших родителей белый. Командор назвал вас мулатом, и ваша кожа не такая коричневая. Она светлее. Больше похожа на крем, смешенный с маленьким кусочком шоколада.
Про себя Ленобия подумала, что его кожа более красива, чем могла бы быть белая, и ее щеки снова загорелись.
— Квартерон, дорогая, — улыбнулся глазами Мартин.
(примеч. переводчика: квартерон — человек с четвертью негритянской крови.)