Попробовала с объятьями полезть, да княгиня ловко увернулась, чуть-чуть наморщив свой аккуратненький носик. Об этом она всю жизнь мечтала. Сразу видно.
От стыда залилась румянцем. Неужели сестрицу самым простым правилам не учили поведения?
— Стой тихо, а то еще пауков позову, — тихо, зашипела гусыней на нее.
— Так это ты!
Пристально посмотрела на царевну, пытаясь взглядом объяснить возможные последствия. Дошло. Замолчала. Княгиня с неодобрением наблюдала за нами, брови сведены, да взгляд тяжелым стал.
— Настя!
Тут же подскочила девица в зеленом сарафане, с вышитой птицами лентой в волосах.
— Чего изволите, княгинюшка?
— Проводи гостей да накорми, да в баньке попарь. А нам с тобой, сынок, разговор долгий предстоит, негоже спутников твоих утомлять.
Я, может, не против еще помучиться, надо же узнать, что в княжестве делается, но покорно за провожатой пошла. Время еще терпит, а им и в самом деле после разлуки долгой есть о чем поговорить.
Провели нас в людскую. Длинные дубовые столы, в три ряда стоят, чисто выскоблены, да полы каменные подметены.
— Это что же, я есть вместе с крестьянами должна? — наморщила носик сестрица.
— Не ешь. Вон в сторонке постой пока, — покорно согласилась, усаживаясь на ближайшую лавку, — у вас в людской тараканы по столам бегают, тебе, наверное, не привычно?
— Нету, такого! — от души возмутилась Лизка.
— Есть, сама видела, — равнодушно ответила, устраивая рядом с собою рысенка. Охта недовольно кося глазом, уселась на маленькое окошко под потолком. Ворона она спокойно приняла или всему виной, что не я купила?
— Когда это было? — сама не замечая, что делает, царевна подскочила ко мне, да и уселась рядом.
— Давно, — приезжали мы как-то с мамой в столицу, царя лечить. Маленькая была, многого не понимала…
— Так-то до Захара еще, наверное. Он как поваром стал, заморские штучки выписал, они всех насекомых и крыс перевели.
— Противомышин? — к нам с тяжелым подносом подошла Настя. Еремей тут же всунулся помогать.
— Да, кажется, так. Им фигу возле каждого входа рисуешь, и недели не пройдет, как всякая гадость исчезает.
— Точно, отличное средство, только у меня фига никак не выходит. Научишь?
— Хорошо, только ночью, чтобы никто не видел, а то мне нельзя со слугами водиться. Царевна.
— А эти?
— Свои, не проболтаются.
Забава фыркнула, так что во все стороны полетели капельки молока.
— Осторожнее, надо, — беззлобно проворчала сестрица.
Забыв про золотистую кашу в своей тарелке, во все глаза смотрела на царевну. Подменили, что ли? Или только я хамского обращения удостоилась?