Бульварный роман. Исповедь алкоголика (Ладогин) - страница 57

В чьем глазе планы, зависть, слабость вся
Оттиснутые беленькой фольгой.

4(8)

Оттиснутые беленькой фольгой.
Блестят стихи из первых эмиграции
Как перья перелетных птиц, о той,
Что Родиной привыкла называться,
А стала вдруг еще одной, одной,
Одной из стран, одной из провокаций,
Души, дагерротипом и струной
Вне дек. И с нами, чтоб им не сбиваться,
Чтоб им не быть, или не быть другим
Картавым, как в Одессе ночь сырая,
Слыхал, на Брайтон поселилась Рая,
Моя, торгует, наш спивая гимн
Она с английским помогает Зине.
О, нет, не серебро, нет, алюминий.

5(8)

О, нет, не серебро, нет, алюминий.
Цена продажи – тусклый и чужой
Как будто нет молитв, лишь звук уныний
Пустых висит над нашей широтой
Разинут рот беззвучный в пантомиме
Молчанием и тьмою начатой,
И, может, ангел в поднебесном дыме
Не видит их, а видит снег пустой
На коем ни следа от них ни тени.
Бела его страница и мудра
И ангел чертит кончиком пера
Весну, с наставшим вербным воскресеньем
По переплету дней скользнул стих злой
И сел на это супер, как влитой.

6(8)

И сел на это супер, как влитой.
Нет изменений, их не будет, Оля,
От строчки, как от этой, так от той
Струится слабый запах алкоголя.
Не будет изменяться мир, он твой,
Бери его, на языке глаголя
То льда весной, то бабочки цветной,
Нева. Неволя. Воля. Не равно ли?
Не все ль окутал поднебесный лед?
Ведь ты не та. Я сам-то разве тот,
Кто нужен, чтобы к небу голубому
Сутра придти бульваром, точно к дому.
Уйду и сам, ты ж вспоминай, друг мой,
Как сел на тень сознанья снег седой.

7(8)

Как сел на тень сознанья снег седой,
Ты вспоминай, друг мой, дружочек милый,
А я уже не здесь, я не с тобой.
Я выдернул свой штопор из могилы,
Где захоронен хлеб и виноград.
Гуденье зерен, ягод излиянье
В корзины. Я уже и сам не рад,
Что слишком смело начал излиянья
До нежности ли к буре роковой
В цвету пуховом липы вековой
Чьи тихие парят листы едва-ли
Чтобы порывы ветра все прервали,
Так пусть луна сидит в высоком штиле,
Как бабочка сидит на книжном «мыле».

8(8)

Как бабочка сидит на книжном «мыле».
Так на обложке жизни, смерть красна,
Покуда мы весь мир не разлюбили
Нас рассчитает касса из окна,
Окошечка, сочтет и все излечит.
Зарплата наступает, как весна,
И видит жизнь и смерть, как чет и нечет,
Решительно иным увлечена
Но не душой фатальных зимних улиц,
Которые уходят в грустный день
Где мы с тобой почти не разминулись
А только сердце, бедное, хладей,
Молчишь? Скрываешься, таишь мой друг.
Звучит шоссе, и никого вокруг.

9(8)

Звучит шоссе, и никого вокруг.
Мое сердечко, что молчать, иль тяжко?
Кровь завершает круг, который круг,
Не считано. А кто считал – тем Пряжка