***
Холодный морской ветер развивал тёплые мантии вышедших из лодки людей и, пробираясь под ветхую арестантскую робу, отнимал последние крупицы тепла у скованного магическими оковами арестанта, но он, казалось, совершенно не замечал холода. На застывшем, словно маска, лице не отражалось ни единой эмоции.
— Ишь ты! Чисто каменный истукан. Недаром говорят, что собирался стать новым Тёмным Лордом…
— Смит, заткнись, это не нашего ума дело, — старший из встречавших магов охранников расписался в прилагающихся к арестанту документах. — У этого заключённого нет имени, он просто №2566, — седой маг уже ухватил арестанта за руку, помогая подняться к замку по крутой, грубо высеченной в скале лестнице, когда один из сопровождающих шагнул к нему и, протянув свёрнутый трубочкой пергамент, скреплённый печатью, прошептал что-то на ухо.
— Но там же никого не держат уже больше десяти лет.
— Это пожелание господина Берроуза, господин начальник тюрьмы.
— Но я всего лишь заместитель…
— Уже нет. В ваших руках приказ о вашем назначении. Так что выполняйте приказ, господин… э-э-э…
— Рознер, сэр.
— Вот именно, господин Рошнер, — и, недобро улыбнувшись опешившему от такого стремительного карьерного роста волшебнику, сопровождающие арестанта маги отчалили от острова, на котором стоял замок, известный каждому, кто имел хоть каплю магической крови, под названием Азкабан.
— Смит…
— Да, господин… начальник тюрьмы.
— Отведи заключённого в северный флигель.
— Но там…
— Я знаю! Выполняйте приказ, если не хотите поселиться в этом милом месте в качестве постоянного жильца.
— Есть, сэр!
***
Старая, покрытая потёками бурой ржавчины решётка с громким скрипом закрылась за человеком, которого когда-то, в другой жизни, звали Гарри Поттером, а он всё стоял, уставившись в стену ничего не выражающим взглядом. В голове, словно заезженная пластинка, вертелись сцены из закончившегося час назад судилища.
Там, в полутёмном амфитеатре, заполненном разглядывавшими его словно диковинную тварь в клетке магами, он сохранял спокойствие и невозмутимость, ни словом, ни жестом, ни интонациями голоса, не выдав бушевавшей в душе бури, заставившей обливаться кровью и разрываться от мучительной боли сердце. Раз за разом в памяти перед глазами вставали то с гневом и презрением смотревший на него Кингсли, бросавший обвинения в предательстве и запретной связи с врагом; то прячущий глаза Рон, сказавший в заключении своей сбивчивой речи: «Ты сам виноват. Я никогда тебе не прощу предательства Джинни»; то гневно сверкавшая заплаканными глазами Джиневра, обвинявшая мужа в измене, предательстве… А он ведь и не знал, что она видела тот единственный его поцелуй с Малфоем.