— День — четверг. Девятое число. Вставай, Нинуль, а? Водички попьешь… Давай я тебе помогу…
— Что вы делаете, девушка! Разве можно? — В палату быстро вошла медсестра, та самая Ирочка, и отстранила Ваську. — Разве вам можно с таким животом? Ну, как вы себя чувствуете? — обратилась она уже к Нине. — Правда, молодцом? Все уже позади, теперь уже будем выздоравливать. — Она разговаривала с Ниной, которая была старше ее, как с ребенком. Васька подумала, что так, наверное, правильнее всего. Как же она сама-то… Ирочка между тем продолжала:
— А сейчас мы водички попьем, сядем немножко… — Она потянулась, что-то щелкнуло в кровати, и верхняя часть плавно поехала, приподняв Нину. — Так лучше, правда? Вы меня не узнаете?
— Вы Ира, — отозвалась Нина. — Вы сказали, что будет не ваше дежурство…
— Я поменялась, — объяснила Ирочка. — Ну, что, так вам лучше?
— Лучше, — согласилась Нина. — Правда, я бы попила. Пока Нина жадно пила, Васька очень тихо прошептала медсестре на ухо:
— Она что-то очень странная. Какой день, спрашивала. Вы ей ничего не говорили?
— Это после наркоза, — так же шепотом ответила Ирочка. — Такое часто бывает. — Она покосилась серым глазом на Ваську. — Там из милиции приходили…
— О чем вы там шепчетесь?
— Да вот, девушка интересуется, когда вам вставать.
— А я прямо сейчас и встану. — Нина попыталась спустить на пол ноги и, поморщившись, тихо охнула. Васька тут же бросилась к ней и зацепилась краем халата за стул. Стул с грохотом упал. Медсестра Ирочка спокойно отцепила Васькин халат, подняла стул и помогла Нине спустить ноги на пол. Васька надела на нее тапочки, и Нина встала на непослушные, как будто чужие ноги. Ей вдруг показалось, что она не сможет сделать ни шагу. Но неожиданно правая нога сама шагнула вперед, потом левая — и вот она уже дошла до двери. Васька заботливо поддерживала ее с одной стороны, медсестра — с другой. Таким трио они и вышли в коридор. «Да, — подумала Нина, — мне нужно теперь заново учиться ходить. И заново учиться жить со всем этим».
— Нет, не видел никогда. — Гера Томашевский вертел фоторобот, двигая его по столешнице то ближе, то дальше. — Понимаете, так можно каждого нарисовать. Если здесь немного подправить — буду я. А если вот так — брови повыше и нос потоньше — то вы. Нет, извините, но я его не видел.
Бухин разочарованно убрал фоторобот. Никто, кому он его предъявлял в подъезде, не узнал так называемого «телемастера», кроме консьержки, которая категорически утверждала, что видела его вечером в день убийства. Последняя надежда была на то, что его опознает Томашевский.