— Извините, — сказала она ей таким же мягким, как и ее рука, голосом. — До свиданья.
Этой рыжей, похоже, стало жалко ее, Ваську. Что она делает в этой своей милиции, если всех жалеет? Васька захлопнула за визитерами дверь.
— Гер, — спросила она, — туфли твои им зачем?
— Черт их знает, — ответил Герка. — Может, думают, я к Сергею в них ходил.
— Ты не расстраивайся, — посоветовала Васька.
— Я тебя люблю, — сказал он и крепко прижал ее к себе. Живот почему-то им нисколько не мешал.
Когда его наконец совсем отпустило, на пустой веранде гулко задребезжал старый звонок, поставленный, наверное, еще его покойной бабкой. Только сейчас он заметил, какой противный звук у этого звонка. «Завтра же куплю новый, — машинально подумал он, идя открывать, — на двадцать мелодий».
За калиткой стоял их участковый, дядя Вася, и те два мужика, которых он видел в машине. И еще какие-то, вылезшие из неизвестно откуда взявшегося микроавтобуса. И почему-то соседи — бабка Полина со своим глухим дедом, у которого в волосатое ухо был заткнут слуховой аппарат.
— Здрасте, теть Поль, — сказал он и внезапно все понял. Глухой дед закивал, и вся компания ввалилась к нему во двор.
— Кашуба Виктор Петрович? — спросил его один из мужиков.
— Да. А что… — Он не договорил, а участковый зачем-то поковырял пальцем табличку «Осторожно! Злая собака».
— Пес-то твой где, Витек? — спросил он.
— Так в прошлом году еще сдох, — ответил он. — Все нового никак не заведу…
— Ну-ну! — Участковый бочком пролез вслед за всеми. — Злющая была скотина…
— Вот постановление о вашем задержании, — сказал мордатый тип с острым носом и противными голубыми глазками. — А вот на обыск. Ознакомьтесь.
— Заходите, — кивнул он.
Но им, похоже, и не требовалось вежливого приглашения. Вся компания, оставляя грязные следы, быстро рассредоточилась по дому.
Он молча, безучастно наблюдал, как они роют, перетряхивают шкаф, выворачивают карманы, откладывают зачем-то в сторону его вещи. Сняли с полки немногочисленные книги, которые мать поленилась везти с собой в деревню; нашли его заначку, пересчитывают, пишут в протокол. Бабка таращит глаза на невиданные доллары, а ее глухой дед все время у нее все переспрашивает, как будто он еще и слепой. В спальне тоже перевернули все вверх дном, поотодвигали мебель. Лазили даже в печку, которой он сто лет не пользовался — на их улице давно был газ. На веранде остроносый углядел в полу люк, и он почувствовал, как по спине сбегает холодная, предательская струйка пота.
— Это что? — спросил капитан Лысенко.
— Погреб. — Он старался говорить как можно спокойнее, и, кажется, ему это удалось.