– Но ненависть все-таки была – после той истории с ребенком?
– Ага, вы и это раскопали! Снимаю шляпу. Если б это было не чернокожее дитя, просто мальчик или девочка, – думаю, ничего бы не случилось. В конце концов, он не обязательно должен был походить на меня. Может – на мать, может – ни на одного из родителей. Все было бы списано на гены далеких предков. Лиза допустила неосторожность, но у нее был шанс все скрыть. Я тогда совсем голову потерял – было от чего. А потом простил ее. Не сразу, но простил. Но ее уже не было рядом.
– Поэтому вы забрались сюда, в глушь?
– Отчасти, да. Хотелось все забыть, и я с головой погрузился в дела музея. Работал как проклятый. Результаты вы видели.
– Схема с Безголовым – это ваша идея?
– Идея моя, но дорабатывали мы ее вместе. У Лизы не было другого способа избавиться от постылого мужа.
– Черная неблагодарность – ведь Потурай протянул ей руку помощи, когда ей было совсем плохо. Или она так не считала?
– Он просто купил ее. Воспользовался случаем и купил, как вещь на оптовом рынке. А потом сделал все, чтобы она не могла с ним расстаться.
– Но ведь вы убивали людей!..
– Минутку! – повысил голос Бондарь. – Лично я никого не убивал! Это дело рук свихнувшегося Степана! Он абсолютно вышел из-под контроля!
– Значит, был контроль?
– Мы готовились к этому целый год. Лариса, такие вещи не делаются сгоряча. Когда я подобрал Степана, ничего подобного у меня и в мыслях не было. Просто пожалел убогого. В музее он работал на совесть и был предан мне, как Полковник. Вы же видели моего пса? В какой-то момент я начал его осторожно обрабатывать. Ну, а убедить шизофреника в том, что он – потомок Витольда Ржеутского, оказалось совсем не сложно. Степан так проникся, что был готов искать отрубленную голову своего предка чуть ли не ежедневно…
В горле у меня стоял ком. Я с усилием сглотнула.
– Скажите честно, Бондарь: вам не жаль этих людей?
– Кого вы называете людьми, Лариса? Рецидивиста Мишку Дорошенко? Кстати, если во всей этой истории и была случайная жертва, так это он. Наш экскурсовод – соседка Валентины Глубокой, той самой «заочницы». Она без всякой задней мысли выложила мне все и про Валентину, и про ее примака. И я подумал: если его убрать из этой жизни – вреда никому не будет.
– Значит, именно вам дано это решать?
– Пришлось, – картинно вздохнул Бондарь. – И никто по нему не заплакал, даже Валентина. И вообще с ним все вышло просто: гулял себе, пьяненький, вечерком, только и оставалось сказать Степану: «Фас!»
– Сизый – тоже лишний человек?
– Этот вообще не имел права рождаться! Я же говорил вам – не терплю журналистов! Мало того, что норовил воспользоваться моим трудом, – еще и девчонок к себе таскал! И все это знали. Подольск – городок маленький, а женщины, работающие в гостинице, дружат с сотрудницами музея. Вот уж языки почесали! А я все это, само собой, тоже слушал. Ну, и сделал свои выводы: посоветовал Эдуарду выписаться из гостиницы и пару дней погостить у меня. Пообещал показать призрака, которым он так увлекся. Ох, и загорелся же он! Оставалось только вытащить его на развалины, а дальше Притула сам все сделал.