Она бы выменяла своего живого ребенка на умершего за один удар сердца.
— Мне нужны деньги на маску, — говорю я. — Курьер вернулся?
— Еще нет. Мать Эйприл заняла его. Она послала собственного во все места, куда Эйприл обычно ходит, и нашего — проверять повозки, на всякий случай.
Слишком много смертей, чтобы позволить каждому привилегию идентифицировать собственных близких. Люди умирают, и их увозят.
Она не может на меня смотреть. Постоянное напоминание в виде труповозки является той причиной, по которой она редко покидает наши апартаменты.
Мама дает мне сумку, наполненную тяжелыми монетами.
Я присаживаюсь, так как ноги дрожат. Я никогда не позволяла себе беспокоиться о легкомысленной Эйприл с ее серебряными тенями и злым юмором.
Я роняю сумку с монетами на стол, и этим сталкиваю книгу стихов на пол. Из нее выпадает кусочек бумаги.
«Встреть меня в саду в полночь»— написано там.
В саду?
В полночь?
Бросаю взгляд на нижнюю часть записки. Потом вглядываюсь сквозь внутренние окна в заросший сад, пытаясь игнорировать неприятное чувство, что за мной наблюдают.
Пробегаю руками по царапинам кожаной обложки книги. Она принадлежала кому-то еще. Означает ли это, что сообщение тоже принадлежало кому-то другому? А если тот, кто должен был откликнуться на послание уже встретился в полночь в саду с тем, кто писал записку? Возможно, это произошло годы назад, и оба участника уже мертвы.
Хотелось бы, чтобы сообщение было от Уилла, но он всегда работает в полночь.
Могла ли Эйприл оставить мне сообщение? Я смотрю на рукописный текст, но он бездушный и не распознаваемый.
Я подхожу к внутреннему окну. В грязи замечаю нечто, что может быть частью следа. Но ты никогда не увидишь этого, если не ожидаешь увидеть.
Перемещаюсь по пентхаусу, пробегаю пальцами по стеклу. Окна не открываются. А дверь в сад заложена кирпичом.
Проходит час. Я жду. Мама стучит в мою дверь, прежде чем отправиться спать.
— Они могут ее найти, Аравия, — то, как она это произносит, только усугубляет мои страхи. Я дотрагиваюсь до клочка бумаги, надеясь, что он что-то значит. Я слышу, как мама вздыхает и идет через холл в свою комнату.
Нетерпеливо смотрю на часы, и, наконец, выскальзываю из апартаментов.
Если вход в сад не на нашем уровне, значит, он может быть выше или ниже. На крыше есть терраса, и я достаточно часто бывала там, пока доступ туда еще был, чтобы знать — люков там нет.
Хотя я никогда не была на этажах ниже нашего. Лифтер в гладкой белой маске всегда отправляет на самый верхний. Но здесь есть и лестницы.
Наш холл освещается мерцающими газовыми лампами, но они слишком слабые, чтобы разогнать мрак, а лестница в конце холла и вовсе не освещена. Я осторожно спускаюсь, осторожно ставя одну ногу перед другой, и держась одной рукой за стену.