В коридоре множество дверей. Должно быть, эти покои значительно меньше пентхаусов над ними. Я осторожно открываю каждую дверь, чтобы не потревожить жителей, но почти в самом конце холла роняю стул, очевидно, поставленный здесь для курьера, и он падает на пол с грохотом, а затем ударяется о стену.
Изнутри, из ближайших апартаментов, кто-то кричит:
— Кто здесь?
И затем дверь открывается. Я ожидаю увидеть слугу, возможно, семью, но вместо этого встречаю нескольких молодых мужчин в форме.
— Что ты делаешь на этом этаже? — спрашивает один из них, пытаясь меня схватить. Я делаю шаг назад, прежде чем он дотронется до меня. Я не знаю, может, он с кем-то меня перепутал и теперь уверен, что мне здесь не место. Вторая дверь открывается, открывая взору других солдат, постарше.
— Остановите ее, — говорит он.
Еще больше дверей открываются. Форма подсказывает, что они работают на принца Просперо. Почему столько мужчин размещено прямо под нами? На лацкане старшего мужчины я вижу брошь. Если бы не часы, проведенные с Эйприл, при ее внимании к стилю и деталям, я бы никогда не заметила его. Открытый глаз.
Я вытаскиваю записку, словно это может как-то меня спасти.
— Встреть меня в саду в полночь, — читает он.
Его форма снабжена многими яркими знаками отличия, и я полагаю, что он здесь главный. Ни у одного из этих солдат нет замкнутого, жесткого взгляда людей, выросших из голодных детей, которых я видела по периметру верхнего города, но главный смотрит на меня так, словно считает сумасшедшей. Когда он смотрит снова на клочок бумаги, на этот раз замечает глаз, такой слабо проступающий, словно нарисованный карандашом в углу листка.
— Пропустите ее, — произносит он и кланяется мне. — Наслаждайтесь прогулкой по саду.
Он проходит по холлу взглядом вверх и вниз.
— Приготовьтесь выдвинуться утром в место менее роскошное, — даже в тусклом свете подчиненные ухитряются рассмотреть выражение его лица и удаляются в свои покои.
— Последняя дверь направо, — говорит он мне, заметив, что я не делаю попытки сдвинуться с места.
Ручка последней двери поворачивается легко. Я открываю ее и торопливо проникаю внутрь, радуясь тому, что спряталась от наблюдающих мужчин. Мама неоднократно предупреждала меня никогда не оставаться в темном коридоре, неосвещенной аллее или заброшенной комнате наедине даже с одним мужчиной. Я вздыхаю. Времена компаньонок и слабых женщин давно миновали, но ее предупреждения все еще пугают меня.
Я могу сразу же сказать, что комната небольшая, но я стою в темноте, кажется, несколько часов, ожидая когда глаза приспособятся ко тьме. Это эксплуатирующийся чулан с вениками и ведрами, а к задней стене прикреплена лестница. Я перевожу дыхание. Чтобы попасть в сад, нужно просто забраться наверх.