— Нам нужно идти, — говорит Эллиот, грустно улыбаясь. — Никто из нас не может сделать что-либо для спасения человечества этим вечером, — его рука мягко сжимает мое запястье, опровергая сказанное.
Я отдаю розу, которую держу, матери. Она уже поставила остальные в вазу. Я хочу что-нибудь ей сказать. «Пока», или «все будет хорошо», или, может быть, даже «я тебя люблю», но она увлечена цветами.
Эллиот наклонялся ближе к ней, когда мы делаем три шага к двери.
— Было приятно увидеть вас снова, Катрин, — мягким голосом произносит он.
Глаза матери быстро перемещаются с меня на Эллиота, и обратно ко мне. Она качает головой, словно говоря, что ей видеть его снова неприятно, но она же не может сказать так. Она взволнована. Очевидно, они раньше встречались.
— Твоим родителям я не нравлюсь, — говорит Эллиот, когда мы спускаемся в холл. Я пытаюсь сказать что-нибудь приятное, но он не дает мне ни шанса. — Я привык к этому. Я редко нравлюсь родителям.
Я могла бы спросить, многих ли девушек он зовет с собой, но он может подумать, что меня это волнует. Потому вместо этого я спрашиваю:
— Твои люди все еще внизу?
— Еще на несколько дней. Я оставлю нескольких, чтобы присмотрели за тобой и моей матерью. И за Эйприл, конечно, когда она вернется.
Мы добираемся до запертой двери, ведущей на крышу. Я привыкла ею пользоваться каждый день, пока не приехала Эйприл. Она думала, что защищает меня, вешая на дверь тяжелый серебряный замок.
Эллиот отпирает дверь и посылает мне маленький кивок, чтобы я проходила.
— Зачем цветы? — бросаю я через плечо.
— Мне нужна была причина тебя навестить.
— Отдать мне розы?
— Да, потому что я страстно влюблен в тебя, — говорит он.
Я фыркаю.
Он смеется.
— Чем больше я кручусь вокруг тебя, тем меньше твои родители будут спрашивать о моих визитах.
— Понятно, — радуюсь, что не спросила о других девушках.
Узкая лестница заканчивается другой дверью.
Сомнения заставляют меня застыть, держа руку на дверной ручке. Эта крыша хранит столько воспоминаний. Мое одиночество, с тех пор как мы переехали сюда. Я никогда не была так одинока как здесь. Иногда, еще ребенком, я хотела бы оставаться наедине лишь с собой, но не так. Не навсегда.
А затем Эйприл вернулась из дворца принца в дом ее детства.
Я открываю дверь на самом верху лестничной клетки и останавливаюсь на площадке. Ветер захлестывает нас.
Я хорошо помню это чувство. Я была уничтожена, когда Эйприл отрезала путь на крышу от меня. Я не собиралась прыгать, но она полагала, что я могла бы. В тот день она настояла, чтобы я перекрасила волосы, пытаясь заставить забыть о ее вмешательстве. Когда все было сделано, она подтолкнула меня вперед, к зеркалу.