— У тебя жар, — говорит он.
Когда он дотрагивается до моего лица, я замечаю, что его пальцы все безупречно чистые, но один из них слегка почернел.
— Аравия?
— Кажется, мне плохо, — шепчу я.
— Опиши точно, что чувствуешь, — теперь он беспокоится, останавливает карету.
Я рада, что он обеспокоен, но не могу ответить на его вопрос, поскольку свешиваюсь сбоку, и меня рвет. — Выведи это из своего организма, — говорит он. — Этот ублюдок мог отравить тебя.
— Яд? — спрашиваю я слабо. Я вытираю рот тыльной стороной ладони и ударяюсь спиной о паровую карету.
— Твои зрачки расширены. Черт подери, я должен был понять... — его рука все еще на моих волосах.
— Как ты собираешься рассказать моим родителям? — мой голос срывается, я понимаю, что плачу, но никакая жидкость не выходит из меня, поэтому это лишь сухие всхлипывания.
Элиот нащупывает несколько пузырьков и бутылочек, которые достает из-под сиденья. — У меня нет нужных ингредиентов для общего противоядия. Мне нужно отвезти тебя к другу в городе.
Он передает мне бутылку воды.
— Мы сейчас поедем быстро, но если тебе нужно будет вырвать — сделай это. Чем больше выйдет из твоего тела, тем лучше.
— Я умру?
То ли он не слышит меня, то ли предпочитает не отвечать.
Я сворачиваюсь на сидении паровой кареты, пытаясь игнорировать боль. Я не дура. Даже если мы найдем драгоценное противоядие, негативные эффекты все же останутся. Я думаю об Уилле. Отчаянно хочу жить.
Элиот передает мне носовой платок.
— Прости. Это был не твой удар. Атака была направлена на меня. Он показал, что может отобрать все, что мне дорого.
Я закрываю глаза. Прямо сейчас мне все равно насчет его дяди или восстания. Я собираюсь умереть посреди бесконечного леса, и у меня никогда не будет возможности извиниться перед родителями.
— До города всего лишь час, — Элиот берет меня за руку, и я прикусываю губу, делая вид, что плачу из-за боли, когда карету безжалостно трясет на корнях и развалинах.
— Я не собираюсь позволять тебе умереть, — говорит он. — Я не позволю тебе умереть. — Он повторяет это снова и снова, пока звук его голоса не смешивается со скрежетом колес и жужжанием двигателя. В конечном счете, его голос — это единственное, что я осознаю, и только тогда я закрываю глаза.
Когда я их открываю, мы уже в городе. Воздушный шар Района Распущенности медленно колеблется над нами в тумане низких облаков. Элиот направляет паровую карету на аллею и через ворота к задней стороне здания.
Когда она останавливается, я выхожу из кареты, неловко подкашиваясь, когда ноги касаются камня. Но долго они там не остаются, потому что Элиот подхватывает меня на руки.