– Большая. Он хочет тебя. А я нет.
Ева знала, что Майкл лжет. Но она также понимала, что не сможет добиться от него правды. Этот мужчина был девственником в свои двадцать девять лет, потому что предпочел верность плотским утехам. И Ева не сомневалась, что он и сейчас останется верным своим принципам.
– Но я люблю тебя. И не люблю его.
Ее признание ошеломило Майкла, но он оставался непоколебимым.
– Еще один повод, чтобы я ушел.
– Не уходи слишком далеко, – сказала Ева. – Разве ты не отвечаешь за безопасность на моей свадьбе?
– Ты права, – стиснул зубы Майкл. – Увидимся там.
Он развернулся и зашагал прочь.
Еве казалось, что ее сердце разбилось на тысячи мелких осколков. Ей стало дурно, и она схватилась за живот, стараясь побороть позывы тошноты.
Ева опустила глаза и посмотрела на черный галстук в своей руке. Ей показалось, что она держит хрустальную туфельку. Только в отличие от принца из сказки, она знала, кому принадлежит эта вещь. И знала, кто подходит ей лучше всего.
Ева присела на траву и, прижав галстук к груди, беззвучно зарыдала.
– Принцесса Евангелина? – К ней подошел один из охранников. – Все в порядке?
– Мне просто нужно подумать, – ответила она. – Одну минуту.
Сделай это для себя.
У нее вдруг открылись глаза. Ева очень долго была несчастлива и боролась со своей судьбой, как подросток-бунтарь, выходя из себя и устраивая сцены. И никогда в жизни она не говорила со своим отцом, чего хочет от этой жизни. Никогда не отстаивала свое мнение.
Потому что боялась. Боялась принять окончательное решение, сказать, чего ей хочется на самом деле, чтобы не быть отвергнутой.
– Что ж, теперь настало время действовать, – сказала себе Ева, поднимаясь.
Жаль, что она повзрослела слишком поздно.
Ева повернулась и поискала глазами Майка. Но ее окружала пустота.
– Я изменю свою судьбу ради себя самой. Спасибо тебе, Майк.
Ева направилась во дворец. Она ликовала. Оплакивать свою потерю она будет позже. А сейчас настало время поговорить с отцом.
Майкл прекрасно знал, что на дне бутылки счастья не найти. Он также знал, что сейчас в его груди зияла дыра, потому что его сердце похитила Ева.
Он мерил шагами свой гостиничный номер и думал о том, что все еще привязан к этому месту, к этой работе.
К Еве. Понятие долга служило лишь прикрытием, поводом, чтобы не уезжать и оставаться там, где находилась она.
Майкл подошел к зеркалу и с ненавистью посмотрел на свое отражение.
– Трус. Жалкий трус.
Он позволил себе поверить, что все его страхи были связаны с тем, что он ничего не сможет предложить Еве. Но за последние сутки Майкл понял, что просто-напросто боялся новой боли. Боялся открыться.