Он ждал ответа, но Корчак молчал. Наконец, мадам Стефа сказала, что она тоже верит, что с сиротским домом все будет хорошо и что забирать детей – плохо для командного духа, хотя окончательное решение остается за ним.
Тогда он поговорил с сестрой, и она долго не могла решить, но в конце концов на следующее утро ушла с ним. А еще через день утром он вернул ее назад из-за тех вещей, которые девочка услышала, когда сидела взаперти в его комнате. Он вернул ее как раз перед завтраком и усадил на обычное место. Он вытер глаза и пообещал, что будет приходить, когда сможет, и она сказала ему, что он ей очень помогает и что ему нужно позаботиться о себе. После этого она взяла ложку и отвернулась. Когда он ушел, мадам Стефа спросила, почему Корчак обслуживает столы, и он сказал ей, что хочет чем-нибудь занять руки и что, относя супные миски с ложками и тарелками, он может понаблюдать, кто с кем сидит. И кому одиноко.
В ТУ НОЧЬ, КОГДА ЗАСНУЛ ДАЖЕ КОРЧАК, в заднюю дверь тихо постучали, и, когда я подошел туда с лампой и отодвинул дверной засов, меня втолкнул внутрь Борис, и они вместе с другим мальчиком вошли, закрыв за собой дверь.
– Чем мы можем быть вам полезны, джентльмены? – спросил Корчак. Он стоял в ночной сорочке и без очков.
– Пройдемте в кухню, – сказал другой мальчик, забрал у меня лампу и провел нас туда.
Они сели за стол, а мы стали напротив него.
– Снова здорово, – сказал я Борису.
– Здравствуй, – сказал Борис.
– Да, приятно сюда вернуться, – сказал второй мальчик.
После этого он рассказал Корчаку, что представители молодежных движений встретились и основали Еврейскую Боевую Организацию и решили, что их первым заданием будет информирование всех о том, что местом депортации является лагерь в Треблинке, где всех травят газом. Они уже распространяли листовки, но листовки уничтожал юденрат, который считал их немецкой провокацией, используемой как предлог, чтобы всех перестрелять.
– Если там всех травят газом, как эта информация могла до вас дойти? – спросил Корчак.
– Каждую неделю один или двое человек, сбежавших с поездов, возвращались в гетто, – ответил ему мальчик.
– А на этих людей можно полагаться? – спросил Корчак. – Как им удалось так изловчиться?
Я спросил, хочет ли доктор, чтобы я принес ему очки, и он ответил «нет».
– Я смог сорвать колючую проволоку с окна и ускользнуть через него, – сказал мальчик. Увидев выражение лица Корчака, он добавил: – Я не Геракл. Другие передо мной уже над ней поработали, но у них не хватило времени.
Они смотрели друг на друга. Мне подумалось: я бы так тоже сделал. Если бы было нужно, я бы пошел по головам.