Корчак подошел к раковине и стоял, повернувшись к нам спиной.
– Я начну говорить, когда чуть перестану злиться, – сказал он.
Второй мальчик двигал стакан из-под чая по столу с места на место, будто шахматную фигуру. Когда я посмотрел на Бориса, тот только пожал плечами.
Корчак повернулся.
– А как же все дети из приюта? – сказал он мне. – Я должен их оставить сейчас, когда у них осталось так мало времени?
Я закрыл лицо руками.
– Я просто хотел вас спасти, – сказал я.
Второй мальчик сказал:
– Борис выбрал место на стене с ваших контрабандистских времен. Он хорошее место выбрал.
– Когда дети друг с другом препираются, у них есть одна поговорка, – наконец сказал нам Корчак. – Они говорят: «Я тебя в мешке верну».
– Скажите им правду, – сказал мальчик. – Скажите, что мы не можем их спасти.
– Сказать им, что они остались одни? – спросил Корчак, и даже их удивил его гнев.
– Они и так остались одни, – сказал мальчик.
– Нет, они не остались одни, – сказал Корчак.
Никто из нас не мог смотреть другому в глаза.
– Значит, вы отказываетесь бежать? – наконец сказал Корчаку Борис. – И ты нам не поможешь, если он не пойдет? – сказал он мне.
Я все еще закрывал лицо руками. Теперь в дверях стояла мадам Стефа.
– Может быть, он передумает, – сказал я.
– Но ты должен идти сейчас, – сказал Борис.
– И что, просто оставить его? И остальных тоже? – спросил я.
– Аарон – не жестокий мальчик, – сказала мадам Стефа. Женщина откашлялась и повторила это снова.
– Шимайя? Про Шимайю можете мне не рассказывать, – сказал Борис. – По его вине погибли двое моих лучших друзей. Шимайя заботится только о себе. Правда, Шимайя?
Второй мальчик поднялся из-за стола и, бросив грустный взгляд, поставил стакан в раковину.
– Значит, вы поступите так, как вам говорят, – сказал он Корчаку. – И облегчите жизнь немцам.
– Джентльмены, у нас выдался трудный денек, – сказал им Корчак.
Мадам Стефа подошла и положила руку ему на плечо.
– А теперь он ревет, – сказал Борис мальчику, указывая на меня, как будто предполагал, что так и произойдет.
Я закрыл голову кулаками, будто это могло помочь.
– Евреи могут сражаться лучше всех, кого я знаю, – сказал мальчик. Он сказал, что в первые дни войны возле Млавы стоял зенитный пост, и когда все остальные разбежались под первым воздушным рейдом, только евреи остались и сбили семнадцать самолетов. – Семнадцать самолетов! – сказал он.
– Ты не уедешь? – спросил я Корчака. Он отвернулся.
– Сделай хоть раз что-нибудь полезное, – сказал мне наконец Борис.
– Искупи все, что натворил, – сказал второй мальчик.
– От меня никогда не было никакого проку, – сказал я им. – И я не искуплю ничего, что натворил.