– Как твоя сестра? – спросила Адина Софию, и я стукнул себя по голове за то, что сам не додумался спросить.
София сказала, что у Сальции дела неважно. Адина обняла ее, София спросила, не начинает ли Адина заболевать, а та рассказала, что в их квартиру въехало еще два семейства. И пока эти семьи сидели и болтали с одним из ее дядюшек, прибыла третья семья. Она понятия не имела, где им всем разместиться.
– Теперь нас шестеро в одной комнате, – сказала она. – А в чулане и в одном из углов постоянно капает вода. Прямо у моей головы, целую ночь. Мы просили с этим как-то разобраться, но никто ничего не починил.
Один из синих полицейских на площади схватил какого-то ребенка за рубашку и порвал ее со спины.
– Ты порезался? – спросила меня София.
– У него плохие десны, – сказал ей Борис. – Слышала, как воняет у него изо рта?
И тогда я рассказал о том, что сделал Борис.
– Кирпичом? – переспросил Лутек, когда я закончил.
– Прямо по голове, – сказал я.
– Да здравствует Борис, – сказала Адина.
– Мне кажется, что он умер, – сказал я.
– Ему следовало усвоить, что красть нехорошо, – сказал Борис.
– Думаешь, теперь они оставят нас в покое? – спросила София.
– Если не оставят, получат еще один кирпич в голову.
– Да здравствует Борис, – сказала Адина.
– Ты уже это говорила, – сказал ей Лутек. И тогда я понял, почему Борис взял меня вместо Лутека.
– Он, может быть, и правда умер, – повторил я, но они все посмотрели так, как будто им и своих проблем хватало.
– Почему мы продолжаем тут сидеть? – поинтересовалась Адина.
– Мы ждем знака с той стороны, – сказал ей Борис. Нам пришлось поменять место обмена, и мы послали одного из мелкой ребятни с запиской.
Я спросил у Софии, горюет ли еще ее отец о Брыжских девочках.
– Какая тебе разница? – сказала она.
– Ну я же задал вопрос? – спросил я.
– Бедный Шимайя, – заметил Борис. – Все думают, что ему плевать.
Она сказала, что ее отцу было уже лучше, но Ханка Нажельска все еще ревела по этому поводу днем и ночью.
– Ханка Нажельска видела меня с тобой и прозвала меня трефной грязью в трефном горшке.
Он засмеялся.
– А что вы с ним делали вдвоем? – спросил я.
– Она сказала, что снова сделает мой рот кошерным, – сказала она Борису. – Она положила камень в горшок с паром, но я закричала, что он был слишком горячий, и она немного его охладила, прежде чем положить мне в рот.
– Так вот как рот становится кошерным? – спросил Борис.
София отвернулась и вытерла глаза, а Адина шлепнула его по руке.
– Среди нас нет ни одного хорошего еврея, – сказала София.
– Хорошие евреи покупают то, что приносим мы, – сказал Борис.