Она опустилась на краешек одной из детских кроватей. Мадам Стефа казалась такой же усталой, как и он.
– Как прошел твой день? – спросила она. – У нас не выпало возможности поговорить. – И я ясно услышал в ее голосе тот самый тон, каким мама расспрашивала меня о новостях.
– Семь вызовов за десять часов, – сказал он. – Пятьдесят злотых и очередное обещание платить по пять в месяц.
Она сказала, что никто не требовал от него по десять часов бродяжничать по холоду и что его болячки ему этого не простят.
– О каких это ты болячках говоришь? – спросил он. Он продолжал лежать на спине, но теперь прикрыл глаза ладонью.
– О твоей слабой сердечной мышце. О твоем плеврите, последствии воспаления легких. О твоих проблемах с мочевым пузырем. О твоих распухших ногах и ступнях, – сказала она. – О твоей грыже.
Они помолчали.
– Это не шуточки, – сказала она.
– Как там выразился тот доктор, который отказался оперировать мою грыжу? – спросил он. – Мое здоровье в полном запустении.
Спускайся вниз, – подумал я про себя. Мне нужно с кем-нибудь поговорить о Лейкине. Но что я скажу?
– Сначала ты кашляешь и жалуешься, а потом выходишь из дому без свитера, – сказала мадам Стефа.
– А как насчет тебя? Ты ни от кого ничего не принимаешь, – сказал Корчак.
Он убрал ладонь с глаз и увидел, как она смотрит на водку с водой на столе.
– Ты когда-нибудь замечала, что ночью хлеб и вода кажутся вкуснее? – спросил он.
– А что будет, если кто-то схватит тебя на улице? – спросила она. – Куда нас тогда выставят?
Ее злость теперь передалась и ему.
– Кто сказал, что немцы окажутся поблизости, когда я выйду на улицу? – спросил он. – И если они даже окажутся, кто может поручиться, что мы пойдем по одной улице? А если и пойдем, кто сказал, что они выберут именно меня? И даже если они меня выберут, кто сказал, что я не смогу их убедить в своей правоте?
– Я просто интересуюсь, стоит ли рисковать за такие копейки, – сказала она.
Он несогласно хмыкнул в ответ. Затем он сказал:
– Знаешь, когда я был маленьким мальчиком, я говорил учителям, что знаю, как изменить мир. Первый шаг был всегда – выбросить все деньги. Правда, на втором шаге мой план всегда обламывался.
Одной рукой она завязала шаль вокруг шеи. Было холодно. Сын уборщика кричал со двора, жалуясь на свет. Он кричал, что это какая-то ханука, а не дом, и сколько им еще повторять. Мадам Стефа подошла к подоконнику и обновила экран из черной бумаги.
– Мне все время снится один сон, и в нем один из моих мальчиков говорит обо мне: «Он заснул, когда мы в нем больше всего нуждались», – сказал Корчак.