В целом, в «Бойцовском клубе» превалируют декадентские мотивы: деструкция, «опьянение», безумие, дисгармония. Даже любовь предстает декадентской: «Я люблю Тайлера. Тайлер любит Марлу. Марла любит меня. А я Марлу не люблю, да и Тайлер меня больше не любит. Когда я говорю «любить», я имею в виду «любить» не в смысле «заботиться», а в смысле «обладать». И если предшествующая жизнь главного героя представлялась ему адом, то в финале он оказывается в раю — в психбольнице: «На небесах очень тихо, потому что все ходят в тапочках на мягкой подошве… Ангелы здесь — точь-в-точь, как в Ветхом Завете. Они делятся на легионы, у них есть свое начальство, и они работают посменно… Еду тебе приносят на подносе вместе с тарелочкой, на которой лежат таблетки… Я повстречался с Богом. Он сидел за просторным ореховым столом, а за спиной у него висели все его дипломы». Так, данный образ предстает прозаичным, сниженным.
Как практически во всех произведениях Паланика, в романе события происходят не в хронологическом порядке. Более того, по ходу повествования постоянно перемежаются не только события, происходившие в разное время, но и лирические отступления автора, что создает эффект «дробления» целостной картины и дает возможность читателю представить состояние главного героя, в сознании которого царит такой же хаос, а такое же состояние окружающего мира. Несколько упорядочивает сюжет кольцевая композиция, наилучшим образом подходящая для киносценария.
Хоть роман и заканчивается «раем», участники организации, активно занимавшейся разрушением общества, проникли даже в среду сотрудников психбольницы, и не оставляют главного героя, в котором по-прежнему видят лидера: «Нам вас не хватает, мистер Дерден». Таким образом, несмотря на то что главный герой, как ему кажется, «убил» своего двойника, его по-прежнему затмевает его «второе я», угроза не исчезла, и его жизнь уже никогда не наладится.
Как бы ни относились к творчеству Паланика критики и читатели, стоит признать, что его проза заняла свое заслуженное место в американской и современной мировой литературе в целом. Также его творческая манера способствовала формированию художественных принципов «альтернативной прозы» (о ней было сказано в начале), которой свойственны «чернуха», упрощенный авторский язык, гротеск, интерес к табуированным темам, за счет чего произведения разных писателей могут показаться похожими (например, книги Ирвина Уэлша, Дугласа Коупленда, Джона Кинга и т. д.). Очевидно, именно за счет того, что критериями для включения авторов в серию «Альтернатива» являются именно вышеперечисленные элементы, в нее попали не только писатели XXI в., но и Уильям Берроуз, Хантер Томпсон, Энтони Берджесс. Можно сказать, что Паланик продолжает традицию этих писателей желанием эпатировать, взбудораживать читательское сознание. Однако, как уже было сказано, это делается не просто ради своего рода «черного пиара» для повышения рейтинга, а для создания так называемого «негативного катарсиса» — очищения за счет испытанного шока, ужаса, негодования. Кроме того, все, о чем говорит в своих произведениях Паланик, пусть и утрированно, но так или иначе представлено в реальной жизни, поэтому желание автора привлечь внимание к данным проблемам и попытаться справиться с ними с помощью смеха можно считать оправданным и небеспочвенным.