Все мамины орфографические ошибки были мною педантично осмеяны. Во многих местах появились комментарии типа "бесподобно", "клево", "какая наглость!" и пр. Там, например, спрашивается, с какого и по какой год у ребенка был капризный возраст. Мама написала "2 - ". Рядом стоит написанное моей рукой "свинство". В другом месте на вопрос, как ребенок в таком-то возрасте выражал родителям свое недовольство, мама лаконично ответила "орала". Рядом моя заметка: "С тех пор роли поменялись..." На пустой странице, где полагалось переписать первое письмо ребенка откуда-нибудь к родителям, красуется мой рисунок: мятый клочок бумаги, на котором начиркано: "Мама, пришли немножко денег" и подпись. И так далее, в таком же стиле.
Мама отнеслась к моей выходке спокойно. Я бы на ее месте обиделась.
ПЕРВАЯ ШКОЛА
Школы я меняла как перчатки. Пожалуй, даже чаще, так как перчатки я как раз носила долго. А может, это школы меняли меня... Начальных школ у меня было три. Потом две средние и одна гимназия (гимназия соответствует русским старшим классам).
Когда я вступила в школьный возраст, а именно в конце семидесятых, в Финляндии стали отказываться от практики совать незрячих детей в школы-интернаты. Считали, что ребенку, который привыкает к замкнутой инвалидной среде, будет потом труднее ориентироваться в нормальном обществе. Детей-инвалидов стали "интегрировать" в обычные школы, а в интернат брали только тех, у которых кроме дефекта зрения были еще и умственные отклонения. У меня умственных отклонений вроде бы не намечалось, и, следовательно, путь мой лежал в интеграцию. Это чужеродное слово даже моя не очень грамотная мама научилась правильно выговаривать.
По идее, мне надлежало идти в школу нашего поселка Пухоса. Школа эта находилась километрах в двух от нас. Для тех мест она была довольно большая - человек восемьдесят учеников, шесть классов, четыре учителя. Первый и второй классы отдельно, потом третий и четвертый вместе и пятый и шестой вместе. Меня от этой школы спас до поры до времени чей-то совет хотя бы на первые пару лет пристроить меня в какую-нибудь маленькую школу (таковые имелись в близлежащих глухих лесных деревнях). Там мне могли бы уделять больше внимания. Мама кинула клич: кто хочет на свои плечи дополнительный груз в виде незрячего ребенка?
Желающая нашлась.
Это была учительница лет сорока, неугомонная школьная труженица, которая привыкла возиться с тугоумными деревенскими ребятами. Ей для детей ничего не было жалко: ни времени, ни нервов, ни своих собственных пряников и булочек.