Эпохи холст заиндевелый - мазком багровой кисти… (Плетнёв) - страница 40
— Да это парусно-винтовая шхуна не иначе.
— Так что…? — Решил уточнить лейтенант, со значением взглянув на капитана.
— Старичок, судя по трубе. Так что скорее да, чем нет, — ответил таким же взглядом Чертов, — но такие паровички, кстати, долго ходили. Подойдём ближе, прочитаем название, принадлежность.
— А мы уже под американским идём?
— Да.
— Интересно, что они подумают о надписи, которая у нас по всему борту крупными буквами?
— Ха, а я об этом и не подумал. Надо будет среди экипажа провести викторину, кто лучше придумает расшифровку. А то вдруг слово 'атом' наведёт предков на разные умозаключения. Рано им ещё…
— И ещё, — гнул лейтенант, — они от 'улыбки акулы', нарисованного в носу, не офигеют?
— Можно дувануть холодным пневмообмывом, — предложил штурман, — при такой забортной температуре корпус покроется коркой изморози и инея. Маскировка.
Капитан дважды кивнул, давая 'добро'. Сам — всё внимание на шхуну:
— По-моему у него коммерческий флаг России. Я бы сказал — удача!
— Поднять 'лиму'? — Голос подслушивающего старпома.
— Помягче, помягче с предками, — уже в полной уверенности попридержал капитан, — они и сами не прочь пообщаться.
Кабельтовы между судами отсчитывались последней десяткой. До этого идущий серьёзным ходом ледокол отработал реверс, резко сбавив, и теперь медленно накатывался, в этой неторопливости внушая ещё больше уважения своими размерами.
Снег, забившийся в отверстие клюзов, довершал рисунок зубатой пасти чуть прищуренными глазницами.
— Да хорош тебе креститься!
'Скуратов' давно уже едва вращал винтами, практически дрейфовал, чуть подрабатывая машинами для спрямления на контркурсе. На штурвале никаких усилий, рулевой таращился на приближавшегося громилу с оскалом, не в силах сдержаться, и капитан, почувствовав небольшое рысканье, услышав полушёпот 'святая богородица', счёл нужным приструнить матроса.
— Несомненно 'Ямал', - прекратил ранние домыслы Престин, — название судна вполне на своём месте. Почему именно 'Ямал', а не какой-нибудь 'Лонг-Айленд', не знаю. Как и о тех больших буквах по борту не берусь судить. Бог его знает, что там у американцев в головах.
— А вдруг он российский, коль буквы нашенские?
— Был бы он российским, был бы 'Ямалъ', не так ли?
— Посмотреть бы его внутри, — мечтательно протянул мичман.
— У нас нет повода его досматривать.
Два судна плавно сходились, прогудев друг другу в приветствии.
На одном пожирали глазами, замершим и одновременно нетерпеливым любопытством.
На другом уже всё понимали, и закономерный интерес — повстречать и взглянуть на сто лет назад, портила навязчивая тревога: