— Нет другой такой страны, как Испания, — вежливо сказал Роберт Джордан.
— Ты прав, — сказал Фернандо. — Во всем свете нет другой такой страны.
— А ты бывал в других странах? — спросила его женщина.
— Нет, — сказал Фернандо. — Не бывал и не хочу.
— Слыхал? — сказала женщина Роберту Джордану.
— Фернандито, — сказала Мария, — расскажи нам, как ты ездил в Валенсию.
— Не понравилась мне Валенсия.
— Почему? — спросила Мария и опять сжала локоть Роберта Джордана. — Почему же она тебе не понравилась?
— Люди там невоспитанные и говорят так, что их не поймешь. Только и знают, что орут друг другу: ché?[17]
— А они тебя понимали? — спросила Мария.
— Понимали, только притворялись, что не понимают, — сказал Фернандо.
— Что же ты там делал, в Валенсии?
— А я сразу и уехал, даже моря не посмотрел, — сказал Фернандо. — Люди мне там не понравились.
— Вон с моих глаз, ты, старая дева, — сказала ему жена Пабло. — Вон, а то меня сейчас стошнит от тебя. В Валенсии я провела самые прекрасные дни моей жизни. Vamos[18], Валенсия! Не говорите мне о Валенсии.
— А что ты там делала? — спросила Мария.
Жена Пабло уселась за стол и поставила перед собой кружку кофе, хлеб и миску с мясом.
— Qué?[19] Ты спроси, что мы там делали? Я ездила туда с Финито, у него был контракт на три боя во время ярмарки. В жизни я не видела столько народу. В жизни не видела таких переполненных кафе. Часами надо было дожидаться столика, а в трамвай и вовсе не сядешь. День и ночь там все кипело ключом, в Валенсии.
— А что же ты там делала? — спросила Мария.
— Мало ли что, — сказала женщина. — Мы ходили на пляж, и лежали в воде, и смотрели, как быки вытаскивают из моря большие парусные лодки. Быков загоняют в море на большую глубину и там впрягают в лодки; и они спешат назад, на берег, сначала вплавь, а потом, как почуют дно под ногами, так чуть не бегом бегут. Утро, и маленькие волны бьются о берег, и десять пар быков тянут из моря лодку под всеми парусами. Вот это и есть Валенсия.
— Что же ты еще делала, когда не смотрела на быков?
— Мы завтракали в павильонах на пляже. Пирожки с жареной и мелкорубленой рыбой, и перцем, красным и зеленым, и маленькими орешками, похожими на зерна риса. Тесто нежное и рассыпчатое, а рыба так и тает во рту. Креветки только что из воды, политые лимонным соком. Розовые и сладкие и такие крупные — раза четыре куснешь. Мы много их ели. А еще мы ели paella из риса со всякой морской мелочью — рачками, моллюсками, ракушками, маленькими угрями. Угрей мы еще ели отдельно, жаренных в масле, их не надо было даже разжевывать. И пили мы при этом белое вино, холодное, легкое и очень вкусное, по тридцать сантимо бутылка. А на закуску — дыня. Там ведь родина дынь.