Домселаер с отвращением поглядел на стоявшего на коленях Овидайю.
– В этом я сомневаюсь. Потому что его нужно отправить либо на рудники, либо на плантацию сахарного тростника: он должен вкалывать, как бык под ярмом, иначе он навеки останется грешником и обманщиком.
– Вероятно, вы правы. Но все же вы предоставите его в наше распоряжение? Конечно же, tuchthuis получит соответствующую компенсацию.
Домселаер обреченно пожал плечами:
– Забирайте. Но не возвращайте потом.
Затем он отвернулся и стал подниматься по лестнице. Овидайе очень хотелось сказать что-то, однако его по-прежнему сотрясал кашель. Не успел он опомниться, как Рууд поставил его на ноги и подтолкнул к ступеням. Перед глазами снова заплясали черные круги, и он опять потерял сознание.
Придя в себя, он чувствовал себя уже значительно лучше. Возможно, дело было в том, что его переодели в сухую одежду и посадили в кресло у камина – кресло начальника. Мужчина узнал комнату, но Домселаера нигде не было видно. Вместо этого на него глядел тот самый толстый купец. Он стоял в нескольких метрах от кресла, прислонившись к стене, и курил трубку.
– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался купец.
– С учетом обстоятельств довольно хорошо, сеньор. Позволите ли спросить, с кем имею честь?
– Пит Конрадссоон де Греббер. Я должен сопроводить вас к своему отцу.
Де Греббер. Конрад де Греббер. Это имя о чем-то говорило ему, однако в желудке все еще было слишком много солоноватой воды из канала.
– Может быть, вы можете рассказать мне что-то о том деле, относительно которого ваш дорогой отец желает побеседовать со мной?
Де Греббер отрицательно покачал головой.
– Понимаю. Полагаю, мы уходим немедленно.
– Если вам это удобно, господин. Полагаю, вас здесь ничто не держит.
Овидайя поднялся, посмотрел на мраморный символ Амстердама, строго глядевший на него с камина и крепко сжимавший в руке молотильный цеп.
– Нет, ничто.
Они вышли из приемной Домселаера и оказались во внутреннем дворе тюрьмы. Там их уже ждала черная лакированная повозка, бричка с упряжкой из двух лошадей, которых могли себе позволить только очень зажиточные жители Амстердама. Вот уже к ним подбежал возница, открыв перед ними дверь. Когда они садились в повозку, Овидайя заметил, что на двери брички, где обычно не было никаких украшений, нарисована маленькая золотая эмблема. Там были буквы «O» и «C», а поверх них – значительно более крупная «V», две половинки которой пересекали «О» и «С». И над этим вензелем красовалась буква поменьше: «А». Этот фирменный знак был ему знаком: его знали все. Бричка принадлежала Объединенной Ост-Индской компании, точнее говоря, ее амстердамскому филиалу, как сигнализировала маленькая буква «А». Что может быть нужно от него самой могущественной торговой организации в мире?