– Вот, более шести месяцев. Поражаюсь вашей выдержке, нет, правда. Поскольку вы, полагаю, читали некоторые мои письма, то знаете меня, вероятно, лучше, чем некоторые мои спутники. Вы действительно думаете, что я действовал бы настолько неуклюже, если бы решил финансировать восстание против своего брата по вере, Якова? Что я поддержал бы такое ничтожество, как Монмут? Вы считаете меня заговорщиком. Но я всего лишь обыкновенный вор. Позвольте, я расскажу вам, как все было на самом деле.
Полиньяк не был уверен, что хочет слушать небылицы Челона. Этот человек мог быть кем угодно, возможно, даже истинным католиком. Но с уверенностью его можно было считать заправским лжецом и фальшивомонетчиком. У Россиньоля уже была целая папка, полная бумаг, собранных их лондонскими и амстердамскими шпионами, и все они подчеркивали этот факт. Тем не менее он решил позволить ему говорить. До Дюнкерка еще добрых два часа, а остальных можно будет спокойно допросить и на берегу, в тамошнем гарнизоне. Холодное железное кольцо на шее развязывало языки многих. Что же до этого Челона, то на его счет он был не так уверен. Если сейчас он настроен поболтать, пусть говорит. Полиньяк обмакнул перо в чернильницу.
– Рассказывайте, месье.
Следующие полтора часа Челон болтал без умолку. Полиньяк с трудом успевал записывать. Небылицы англичанин рассказывал знатные, это следовало признать. По его собственному свидетельству, Челон был представителем обедневшего рода поместных дворян, пострадавшего из-за религиозных преследований, одержимым интересом к натурфилософии и различным аппаратам. Поскольку жизнь ученого была дорогой, а заработать возможности было немного, он занялся спекуляциями на бирже. Когда же из-за них он разорился, то ударился в фальшивомонетничество, сначала сосредоточившись на монетах. Позднее он подделывал векселя, свидетельства о рождении и договоры купли-продажи. Полиньяк записывал все с некоторым удивлением. Даже если Челона не осудят за государственную измену, он уже признался в самых разнообразных преступлениях, за которые ему гарантирована смерть. Одного признания в том, что он подделывал французские луидоры и экю, было достаточно, чтобы отправить его качаться на Гревской площади.
Тот факт, что он поступил на службу в Голландскую Ост-Индскую компанию, Челон представил как стечение различных странных случайностей. Он ни в коем случае не работал на Вильгельма Оранского. Он категорически отрицал, что когда-либо преследовал политические цели, и заявлял, что, совершая кражу кофейных деревьев, он думал только о прибыли. Полиньяк уже начал исписывать восьмой листок. Он поднял голову: