Я отдал этому львовскому авторитету дипломы.
И вот отзаседала административная комиссия, отзаседал местный народный суд, и я еду на поселение в душном боксе милицейского воронка. Но какие это пустяки — я очень доволен, я почти счастлив, видя из зарешеченного оконца город Ровно.
Какой же город-то красивый! — в приливе чувств говорю я менту по кличке Ганс?… Он старшина по надзору, он десятки раз брал у меня сувенирные пистолеты-зажигалки, ножи и пр., и у нас были плотные деловые отношения. — Сходи за выпивкой! — продолжаю я, ломаю супинатор в башмаке и достаю оттуда червонец.
Но Ганс упирается: — Туда доедем — там и выпьем!
Я говорю: — Так ты открой хоть дверь бокса! Тут же не сауна, а душегубка!
Ганс, гестаповец, говорит: — Туда доедем — там и открою!..
"Да пропади ты!" — думаю. Но пропал то не он, а я.
3
Останавливаемся в городе.
Я еще закрыт от мрачных предчувствий светлым сиянием утра за решеткой. Я уже и самое решетку не замечаю — кто она такая? Коля Шмайс снова на коне и все, что позади, расточается, как дурной сон. И все же я спрашиваю поганца Ганса:
— Куда это мы приехали?
— Та зайду тут бумаги передам, — отвечает он.
Я читаю через окошко золотые по черному буквицы. Они складываются в страшные слова: "ПРОКУРАТУРА РОВЕНСКОЙ ОБЛАСТИ". Тут же этот иуда Ганс исчезает, а вместо него появляются трое "цветных" со словами: "Выходи!" — и ведут меня в застенок.
Все мое существо, как писали некогда в душещипательных романах благодушные сочинители, отказывается верить в случившееся и что-либо понимать.
— Это что: шутка такая? — говорю я, не найдя вопроса поумней. Только кровь шумит в ушах и ощущение, что закладывает уши, как ватой.
— Раздевайся…
— А где барышни? — пытаюсь я шутить, но меня раздевают догола: шмотки в одну сторону, котомка — в другую. Зовут понятых. Ганс тут же сопит и щурится, как сытый кастрат-котяра. Рвут на моих глазах брюки, выдирают супинаторы из обувки. Находят червонец, "находяи".
— Ганс, — говорю я, еще в шоке, — это что такое? — Нашел у кого консультироваться.
Ганс потупил взор и говорит, как второгодник: — А чё? Я ничё… Все нормально…
И ведут меня к прокурору в рваных штанах и раскуроченных ботинках.
Прокурор мне сразу говорит:
— Николай Александрович, рассказывайте все, как на духу. Расскажете все, как есть, — получите срок меньше, будете запираться — отмотаем по самый максимум. Выбирайте, вы ведь неглупый человек…
— Да я, гражданин прокурор, не знаю, о чем речь! Честно становлюсь на путь исправления, еду на поселение и вдруг — бац!..
— Бац… Ганс… — со скукой, разлитой по всему своему облику и кабинету, перебивает меня гражданин начальник, открывает папку, и я вижу в ней два диплома на фамилии неких недоучек Райтера и Яблонского. А к ним приложены показания этого львовского жульмана.