Хотя я все еще ощущала усталость, умиротворенность этого места начала действовать на меня, пока я бродила вокруг, и у меня возникло то редкое чувство, будто я нахожусь именно там, где должна быть.
Приблизившись к лесу за домиком, я увидела группу из пятерых человек, сидящих в кругу на траве. Все они обернулись, когда я подошла. Мужчина во главе круга встал и протянул мне руку.
– Должно быть, вы Роуз. А я Дэн, – представился он, наклонив голову так, что его солнечные очки немного съехали на нос. В семидесятых Дэниэл Смит был большой шишкой, да и теперь считался одним из корифеев живописи.
Пожав ему руку, я поблагодарила его за то, что нашел для меня место.
– Можете меня отблагодарить тем, что постараетесь. Давайте, присоединяйтесь. Мы начинаем, – у него был сильный йоркширский акцент, одет он был в облегающие джинсы, хотя ему должен был уже идти седьмой десяток. Футболка обнажала татуировки, покрывающие его руки почти полностью. Он был похож на стареющую рок-звезду: именно так я себе его и представляла.
Меня представили четверке художников, и я поняла, что младше самого молодого из них лет на десять. Я уселась рядом с ними на траве, так же скрестив ноги. Я была немного обеспокоена тем, как собирается подниматься из этого положения мой сосед справа, Уильям. На вид ему было за семьдесят.
Дэниэл прочистил горло.
– Теперь, когда мы все в сборе, приветствую вас. Спасибо, что приехали. Главная причина того, что каждый год я провожу пленэр, – помочь художникам обрести вдохновение. Как-то я его утратил. Я был непризнанным молодым художником и влюбился в девушку, которая разбила мне сердце. До какого рисования мне тогда было? Как я мог применить талант, когда меня ничто не вдохновляло? – Казалось, говоря это, он смотрел прямо на меня, и я беспокойно заерзала. – Ответ был в том, что нужно было вглядеться в свое разбитое сердце и нарисовать то, что я чувствовал.
Он взял в руки альбом и открыл его на странице с несколькими изображениями женщины. Я подалась вперед и узнала женщину с репродукции, которую я повесила у себя дома.
– Моя боль стала для меня вдохновением. Было сложно писать ее после того, как она разбила мне сердце, но это был лучший способ превозмочь боль, и в конце концов это помогло мне жить дальше. Ее портрет стал моей самой востребованной работой, потому что люди что-то чувствовали, глядя на нее. Они понимали, что я чувствовал, ведь когда-то они чувствовали то же самое. Это было мгновение, которое я разделил с ними, – он вздохнул, вспоминая те времена.
Очарованная, я наклонилась. Я знала, что могла чему-то научиться у этого человека, но это было настолько схоже с тем, что переживала я!