В стране сейчас началась культурная революция – все народные университеты, лекции, издания, колоссальный спрос на элементарное: умение слушать музыку, стихи, читать романы.
Этот интерес – реакция на мрачные сталинские годы.
«Поэтов» всегда было много.
Наше время отличается одной особенностью. Молодежь вовсе не знакома, по вине Сталина, с русской поэзией XX века. Ведь это не секрет, что Мандельштам, Пастернак, Цветаева, Иннокентий Анненский не пользовались помощью типографий на своем пути в сердца читателей.
Та же судьба у Кузмина, Клюева, Северянина, Волошина, Ходасевича, Гумилева, Белого, Хлебникова и Блока в целом, Есенина, который целый ряд лет был под запретом.
Северянин был поэтом «божьей милостью». По чистоте «поэтического горла» он не уступает Есенину. Только словарь его ужасен.
Русский читатель прошел мимо истории поэзии, мимо ее вершин.
Издавался лишь Брюсов – поэт, чуждый истинной поэзии.
Все это привело к великому смещению масштабов – «победа» физиков над лириками была облегчена до крайности именно тем, что истинную поэзию оттеснили в сторону и тот поэтический арсенал, который был в руках молодежи, был явно не способен соперничать с увлекательными картинами, которые открывала наука.
Но не только это было забыто. История любой литературы знает всегда попытки формальных поисков – удачные и неудачные. И русская поэзия не составляет исключения.
Каменский, Хлебников, Крученых, Бурлюк – бесчисленное количество «измов» начала столения.
Все это исчезло из поля зрения и молодых поэтов и молодых критиков, даже самых способных.
Б. Сарнов («Вопросы литературы», № 10 за 1962 г.) растерянно пишет о своем открытии ритмических фигур, открытии, которое, оказывается, сделано О. Бриком в 1927 году.
Да ведь критику поэзии с работами Брика надо быть знакомым давным-давно, с них начинать свое образование. И не с последней статьи, а с более ранних – опубликованных в сборниках ОПОЯЗа.
Вот и получается такая неприглядная картина, что поэт открывает Америки, давно открытые, а критик не может его поправить, а наоборот, по своей неграмотности поднимает эти открытия на щит.
Редактор, столь же неосведомленный, как и критик, дает место в журнале для хвалебной статьи. Молодой читатель читает, верит и хлопает в ладоши на поэтических вечерах столь сомнительной «новизны». Этот порочный круг – наш стыд, а не наше богатство и гордость.
Я жму руку Александру Твардовскому, который в рецензии на сборник Цветаевой написал:
«…полезно будет уже то, что откроется один из источников, завлекающих простаков, «новаторство» некоторых молодых поэтов наших дней. Окажется, что то, чем они щеголяют сегодня, уже давно есть, было на свете, и было в первый раз и много лучше». («Новый мир», 1962, № 1, стр. 281).