Так и пишутся мои стихи – всегда многоосмысленные, аллегоричные – и в то же время наполненные безусловной и точной, незамечаемой никем другим реальностью из бесконечного мира, еще непознанного, не открытого, не прочувствованного. Общение с природой меня привело к выводу, что в человеческих делах нет ничего, чего не могла бы повторить природа, чего не имелось бы в природе.
Спиноза в «Этике» делит природу на природу оприродованную и природу природствующую.
Вопрос о «природе природствующей» всегда интересовал философов. Поэтов – также. У Мих. Кузьмина в сборник «Форель разбивает лед» даже включено стихотворение «Природа природствующая и природа оприродованная». Но Кузьмин, человек городской, в качестве примера «оприродованной природы» находит лишь вывески на улицах:
Зачем искать зверей опасных,
Ревущих из багровой тьмы,
Когда на вывесках прекрасных
Они так кротки и милы?
Я пытался перевести голос природы природствующей – ветра, камня, реки – для самого себя, а не для человека.
Мне давно было ясно, что у камня свой язык – и не в тютчевском понимании этого вопроса, – что никакой пушкинской «равнодушной природы» нет, что природа в вечности бога или против человека, или за человека – или сама за себя.
Я не разделяю мнения Пастернака о возвращении к Пушкину, глазной рифме.
Второй главной формулой моих стихов считаю: стихи – это судьба.
Даже если не было бы находок, нового взгляда на природу, мой поэтический дневник должен был дать ткань кровоточащую.
Без чистой крови нет стихотворений, нет стихотворений без судьбы, без малой трагедии.
Только величайшая искренность, величайшая отдача, капли чистой крови могут родить стихотворение.
Способность к познанию внешнего мира, которую мой рецензент Г.Г. Красухин назвал антропоморфизмом, мне не кажется полной формулой.
Антропоморфист – каждый поэт. Это элемент поэтического творчества. Моя же формула гораздо сложнее – она объединяет понимание природы и судьбу. Универсализм этой формулы доказала моя работа над стихотворением «Хрусталь». Это одно из программных моих стихотворений.
В том поэтическом дневнике, который я веду – он состоит из всех моих стихов, – фиксируется самая, может быть, существенная сторона моего бытия, с робким заглядыванием в будущее, неуверенным или уверенным – это в поэтическом смысле одно и то же, – предсказанием, угадыванием будущего.
Одна из поэтических истин, найденная мной, – это наблюдение, что в мире нет таких явлений физического, духовного, общественного, нравственного мира, которые не могли бы быть отражены стихами.