– Итак, в чем же проблема? Что ты имеешь в виду?
– И ты, зная, что я испытываю к тебе, воображаешь, что могу пойти на такое?
– Нет, разумеется, нет, – съязвил Александр. – С чего бы это вдруг? С какой радости ты сделаешь что-то, чтобы меня успокоить?
– Ты прав, – гневно прошептала Татьяна, наклонившись над ним. – Твой покой или твой ребенок. Трудный выбор!
Она бросила тарелку с яйцами на поднос и молча вышла.
И не возвращалась целый день. Промучившись до утра, Александр понял, что пропал. Мысль о том, что Татьяна сердится на него, было невозможно вынести даже минуту, не говоря уже о шестнадцати часах, которые он провел без нее. Он просил Инну и доктора Сайерза позвать Татьяну. Но она, как оказалось, была очень занята и не могла прийти. Поздно вечером Татьяна все-таки вернулась и принесла кусок белого хлеба с маслом.
– Ты на меня обижена? – спросил Александр.
– Не обижена, а разочарована, – ответила Татьяна.
– Это даже хуже, – покачал головой Александр. – Таня, посмотри на меня!
Она подняла глаза. В ее взгляде светилась любовь.
– Мы сделаем так, как ты захочешь, – сказал Александр вздыхая.
Улыбнувшись, Татьяна села на край постели и достала папиросу.
– Смотри, что у меня есть. Хочешь затянуться?
– Нет, Таня, – отказался он, обнимая ее. – Хочу ощутить твои груди на лице.
Целуя ее, он стал расстегивать халат.
– Ты не собираешься в ужасе отпрянуть? Поди сюда. Нагнись надо мной.
В палате было темно, и все спали. Татьяна подняла рубашку. Александр затаил дыхание. Она наклонилась и прижалась к нему. Он сжал ее теплые полные груди, зарылся лицом в ложбинку между ними, глубоко вдохнул и поцеловал белую кожу в том месте, где билось ее сердце.
– Ох, Татьяша…
– Что?
– Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, солдат, – заверила она, принимаясь легонько тереться грудями о его губы, нос и щеки. – Давно пора побрить тебя. Ты такой колючий!
– А ты такая мягкая, – пробормотал он, жадно ловя губами ее набухший сосок.
Судя по всему, Татьяна изо всех сил старалась не застонать. Но все-таки застонала и, отодвинувшись, опустила рубашку.
– Нет, Шура, не возбуждай меня, иначе, уверяю, все тут же проснутся. Почуют желание.
– Совсем как я, – едва выговорил Александр.
Застегнувшись и обретя некое подобие равновесия, Татьяна обняла его.
– Шура, неужели не видишь? Наш малыш – это знамение Господне.
– Неужели?
– Совершенно верно, – кивнула она. Лицо ее светилось каким-то неземным светом.
И Александра осенило.
– Это сияние! – воскликнул он. – Вот почему ты похожа на язычок пламени! Это ребенок!
– Да. Это то, что предназначено нам. Вспомни о Лазареве: сколько раз мы любили друг друга за те дни?