Я оттолкнула свой стул и встала, уверенная, что микрофон поймает и усилит стук моего сердца. Странно было, что приподнятое декольте не дрожит, как желе, ему в такт.
У меня дрожали руки, слова на латыни расплывались перед глазами.
Я заставила себя подумать о Лео. И о своих родителях.
Но я не могла прочитать молитву. Буквы прыгали перед глазами, голова кружилась.
– Benedic… – начала я по памяти, но голос сорвался.
Я чувствовала, как Лео рядом со мной желает мне справиться. Я знала, что он может встать и прочитать молитву, если я попрошу, но я не хотела его просить. Не хотела.
Тишина длилась, и я уже слышала нервное покашливание и стук приборов.
Из глубин моей памяти мамин голос прорвался в сознание, голос, читающий молитву перед нашим воскресным обедом у бабушки. Ростбиф, йоркширский пудинг, тыквы… Молитва, которой, по маминым словам, ее научили монахини в школе…
– За все Твои благодеяния… – произнес голос где-то высоко-высоко надо мной. Это был мой голос, но звучал он очень по-йоркширски. И очень громко. – И за дары, которые мы будем вкушать, благодарим Тебя, всемогущий Боже, живущий и царствующий во веки веков.
А потом я села, едва не промахнувшись мимо стула, который для меня придержал стюард.
Последовала краткая пауза, а затем Лео с одной стороны от меня и Рольф с другой принялись оглушительно аплодировать, и вскоре все в зале последовали их примеру, фанфары прозвучали снова, и гости нырнули в свои тарелки.
Я схватила стакан воды и попыталась дрожащей рукой поднести его ко рту, чтобы успокоить взбесившийся желудок. Я справилась. Но чувствовала себя так, словно прошла по канату над пропастью.
– Молодец, – наклонился ко мне Рольф. – Это что за акцент? Ему учат в академическом отпуске, или как?
Лео сжал под столом мое колено, и, взглянув на него со смесью облегчения и раздражения, я заметила, что фотограф ловит момент нашей близости.
Я только надеялась, что в кадр не попало то, как Лео едва заметно вздрагивает и отшатывается после моего неожиданно резкого ответа.
Я почти не прикоснулась к изумительным блюдам, стоявшим передо мной, зато, благодаря тому, что я сидела между Рольфом и Лео, от меня почти не требовалось усилий для поддержания разговора.
Гербовые тарелки сменяли друг друга, затем появились и исчезли серебряные турки с кофе, еще один стюард прибыл, чтобы проводить нас из-за стола в бальный зал, где через пятнадцать минут должны были начаться танцы.
Я воспользовалась хаосом, чтобы ускользнуть в тихий угол и освежить макияж, но потеряла Лео в толпе и запаниковала, поскольку не знала, где нужно стоять во время церемонии с туфелькой. Такая формальная церемония наверняка должна быть четко организована, но все остальные, похоже, отлично знали, что делать, будто уже не раз этим занимались.