– Береги себя, Сашко, у тебя еще большая интересная жизнь впереди…
– Спасибо, дядя Кузьма.
А Боярчук, возвращаясь со встречи, катал в голове грустно-сладкие мысли: «Понравился мне пацан. Как к сыну к нему отношусь. Взял бы хоть сегодня в семью. Но опасно – ищут его».
Приближалась осень, и надо было доделать то, что могло его спасти от морозов и метелей будущей зимой, которая за осенними, противно моросящими дождями стремительно могла ворваться снежными метелями и морозами в его одиночество, не страхуемое никем и ничем.
«Помощи ждать не от кого, – часто повторял Сашко, как заклинание, свое сиротское положение. – Самому надо думать о себе!»
Сиротство для Александра соединялось с его нередким спутником – одиночеством. Но в этом состоянии было что-то такое, когда оно заполнялось благородными мечтами – мести убийцам его родителей. Он считал, что тот, кто не любит одиночества, – тот не любит свободы. А Сашко жил, дышал и наслаждался этим великим чувством – свободного существования. Он чувствовал себя одиноким волком, а не стаей, в какую рядились и охотились бандеровцы. Он же считал себя полесским волком-мстителем.
Сентябрьскими лунными ночами на выбранных картофельных полях и огородах он находил остатки этого второго хлеба полещуков – небрежно оставленные на земле клубни. Несколько выходов – и почти мешок бульбы стоял в запаснике его укрытия. В сторонке покоилась морковка, таким же образом добытая и присыпанная желтым крупнозернистым песком, принесенным от приречной косы. Он умудрялся даже варить картофельные супы, зажаривая в чугунке, найденном, при одной из очередных вылазок, на пепелище сгоревшей хуторской хаты.
Мысли его, конечно, тревожила зима. «Сумею ли я выжить? Если да – то я герой!» – задавал себе непростой вопрос и тут же на него бахвальски отвечал.
За несколько дней «схронного прозябания» он изготовил фугас из небольшой неразорвавшейся авиабомбы. Сходил в разведку, найдя эту самую госпитальную хату. Находясь вблизи нее, он тщательно изучил обстановку и вероятные подходы к оуновскому лазарету, куда периодически привозили на подводах раненых и увозили выздоравливающих.
«Со стороны ворот, подойти опасно – можно наткнуться на «скорую помощь», – рассуждал Сашко. – Значит, только один вариант приближения к лазарету пригоден».
Операцию по незаметному подходу к объекту подрыва в селе Переброд можно было проводить исключительно лишь из небольшого густо поросшего кустарника бузины, почти вплотную примыкавшего к восточной стене хаты.
Эта рекогносцировка перед операцией убедила Александра, что удача будет обеспечена, если он донесет в целости и сохранности свою нелегкую адскую машину и положит под стену бревенчатого дома, побеленного густым раствором извести…