Не раздумывая ни секунды, я подошла к девушкам и попросила у Киры:
– Дай любую свою тетрадь.
– С чего бы это? Ты вообще страх потеряла? – яростно фыркнула девушка, но почему-то полезла в сумку и вытащила тетрадь. – Зачем тебе?
Я вырвала у нее из руки тетрадь, открыла ее и издала жалобный стон. Это была тетрадь по литературе, где на первой же странице красовалась жирная тройка. Но даже не это привлекло мое внимание. Почерк. Он был другим. Ровный, разборчивый и красивый, совершенно не такой почерк мне пришлось расшифровывать в черном дневнике.
Я вернула тетрадку и отошла.
Кира прошипела:
– Да она чокнутая!
Я стояла точно по голове ушибленная пыльным мешком. У меня пульсировало в висках. Я ошиблась. Ошиблась! Это был дневник не Киры. Но чей же он?
Я медленно обвела взглядом стоящих у кабинета девчонок и неожиданно поняла то, что всегда было на поверхности, но никогда, никогда в жизни не уложилось бы в моей голове. Потому что подобное просто за гранью моего понимания.
Сосед мне как-то сказал, что я должна найти человека, который стоит за всеми нападками на меня, – врага № 1. И я была убеждена, что нашла. Кира была такой подходящей. Но все это время я глубоко заблуждалась. Мне пустили пыль в глаза, застелив от меня правду белоснежным плащом лжи.
Враг № 1 всегда находился рядом, пряча за улыбкой острые зубы, способные разорвать любую, кто встанет на пути.
Одного я до сих пор не поняла, как я могла перейти ей дорогу? В какой момент?
Целый урок и следующую перемену, наблюдая, как одноклассники носятся с листовками дневника, я усиленно размышляла.
Нас запустили в кабинет пораньше. Многие расселись по своим местам. Учительница попросила меня вытереть доску.
Когда я уже закончила и шла на свое место, в класс вошла Лия, одетая в платье столь символичного – кровавого – цвета.
К ней подошел одноклассник и, показав распечатку с дневником, спросил:
– Ты уже видела?
Взгляд ее голубых глаз остановился на распечатке, затем медленно, точно змея перед смертельным прыжком, скользнул на меня и замер.
Я смотрела на нее, пытаясь осмыслить: ну как можно натравить на человека злых собак, а потом подать платок, чтобы вытереть кровь. Она обнимала меня в туалете и утешала. Она разговаривала со мной, когда другие отворачивались. Потому что она им так повелела. И когда все нацепили черные маски, сама осталась белой и пушистой. Она была для меня единственной нормальной, а оказалось – самой ненормальной.
Даже сейчас, казалось бы, побежденная, она наводила на меня ужас.
Дрожащими от волнения пальцами я расстегнула сумку, достала ее дневник и протянула ей. В классе стало тихо-тихо, и, когда она взяла дневник, я спросила: